Ревущие девяностые. Семена развала

Пока Энрон использовала свое влияние на подкуп, чтобы получать финансовую помощь государства — корпорация получила более 3,6 миллиардов долларов в виде страхования риска и государственного финансирования, — высший менеджмент корпорации пришел к выводу, что можно получить еще больше денег на формулировании закона по охране окружающей среды. Так, например, она могла извлекать прибыль как законную, так и незаконную, от дерегулирования и в то же время предотвращать меры, которые могли бы ему помешать. Корпорация стремилась также к манипулированию рынком и хотела сохранить возможность продолжения своих бухгалтерских трюков, чтобы раздувать свои прибыли и наращивать свою рыночную стоимость. И Энрон с помощью своего политического влияния добилась очень многого, хотя и не всего, к чему стремилась.

Энрон и его руководство имели чрезвычайно сильные позиции как в частной, так и в государственной сферах влияния. Не случайно, что когда председатель КЦББ Артур Левитт создал комиссию для изучения проблемы оценивания активов в условиях Новой экономики в 2000 г., кандидатура Кена Лэя была выдвинута в качестве одного из ее членов. (Я тоже был членом этой комиссии).

В конце девяностых годов возникло растущее беспокойство по поводу «мыльного пузыря», и Левитт (среди других) проявил озабоченность тем, что методика бухгалтерского учета и процедура оценивания активов, разработанная, скажем, сталелитейной компанией, не срабатывает в Новой экономике. В Старой экономике фирма владела такими активами, как здания и сооружения, оборудование; эти активы имели нормальные сроки службы, и мы знали, как делать амортизационные отчисления по мере их износа. Инструкции бухгалтерского учета были несовершенны — они недостаточно точно отражали снижение рыночной стоимости актива по мере его износа и морального старения. Но инструкции обеспечивали нас хорошими правилами здравого смысла, и когда случались отклонения от истинного состояния активов — например, когда учетные инструкции допускали более короткий, чем на самом деле срок службы для здания, или оценивали земельный участок по цене приобретения без учета повышения его стоимости в дальнейшем, — аналитики располагали методами корректировки рыночной стоимости фирмы.

В Новой экономике многие фирмы владеют очень небольшими реальными активами; они арендуют здания и автомашины, иногда даже компьютеры и телефоны. Их активы заключены в программном обеспечении, а частью — в создании клиентуры. В число истинных активов входит кадровый персонал, но даже этот актив трудно оценить — люди могут уволиться и перейти в конкурирующую фирму. И даже в Старой экономике «добрая воля» фирмы — оценка способности фирмы генерировать прибыль, невоплощенной в других физических активах, — часто составляла существенную часть стоимости предприятия. Когда одна фирма покупает другую по цене, значительно превосходящей стоимость ее физических активов, она все-таки покупает нечто, и этот актив получил имя («добрая воля»)[119]

и оценку.

Важность качественных учетных нормативов в настоящее время, наверное, достаточно ясна; эта информация создает базу для оценки фирмы и поэтому является ключевой при принятии решений о том, сколько капитала ей следует выделить. Плохой бухучет влечет за собой недостоверность информации, которая, в свою очередь, порождает неудовлетворительное распределение ресурсов. Но эта проблема относится, конечно, к области экономической науки. К области рыночного механизма относятся несколько другие проблемы: высокая прибыль означает более высокую рыночную стоимость и, тем самым, более высокий доход для высшего менеджмента компании.

Как мы уже отмечали в главе 5, Артур Левитт знал о существовании двух систем нежелательного стимулирования: одной в секторе аудита, а другой — в высшем менеджменте компаний, которые аудит обслуживает. Он также понимал, что широкий диапазон дискреционных прав[120] в инструкциях по бухгалтерскому учету, предоставленный фирмам Новой экономики, дает им возможность распространять дезинформацию о положении своих дел. Однако, когда в 2000 г. собралась комиссия, созданная КЦББ, сразу же выяснились разногласия по перспективам развития. Экономисты из КЦББ были гораздо более обеспокоены ими, чем экономисты из Силиконовой долины, предприниматели Новой экономики. Люди из Силиконовой долины полностью доверяли рынку, и почему бы им было не доверять? Ведь именно рынок признал их колоссальные способности и гигантский вклад в прогресс, прекрасно вознаградил их. Умонастроения дерегулирования сделали предложение об усилении государственного регулирования — и даже гораздо более скромные предложения КЦББ об устанавливаемой законом прозрачности (обсуждавшиеся в главе 5) — абсолютно неприемлемыми. Их значительно больше волновали исковые заявления акционеров, с их точки зрения, просто отражавшие ненасытную алчность адвокатских фирм, а не являвшиеся необходимым элементом системы сдержек и противовесов ненасытной алчности высшего менеджмента корпораций.