Режим бесконечной функциональности

Кира выразительно посмотрела на него:

– Издеваешься? Да Мязинцев бы со смеху умер, если бы такое увидел.

Павел криво улыбнулся, а она принялась счищать засохшую грязь с рук.

– Ощущение, будто я снова в Академии. Холт на пальцах объяснял, как бесшумно двигаться по лесу, а сегодня на задание выделил четыре часа. – Она повернулась к нему: – Ты вообще где-нибудь видел, чтобы на пару километров земли и часового было почти четыре часа? Таких нормативов не бывает. За это время я могу перебить всю вражескую группу и выложить из них дорогу, даже при отсутствии леса и травы по колено.

– Очень сомневаюсь, – сказал он.

Кира покачала головой.

– Не вовремя мы прилетели, у меня всё расписание забито «полёвкой». Я вчера полдня пыталась разговорить какого-то парня, но он только жестами и объяснялся. Как можно всё время молчать?

– Ты слишком нервная, – заметил он.

– Я не нервная, я злая, – она с остервенением потерла руки, – и уверена, что все из моей группы будут ждать сумерек. И пока они не закончат, на Базу мы не вернёмся. Это время я могла бы провести с гораздо большей пользой, Мэтт вчера…

Кира осеклась и на несколько секунд замолчала.

– Удивительно, как мало тебе нужно для спокойствия, – с едва заметной иронией произнёс он, искоса взглянув на неё.

Девушка сделала вид, что вычищает грязь из-под ногтей.

– Представь, что ничего не слышал.

– Неужели? Надеюсь, тебе не нужно напоминать…

– Не нужно, – перебила она. – А если хочешь поругаться, выбери для этого другой объект.

Они замолчали. Павел снова перевёл взгляд на полигон, чувствуя нарастающее недовольство.

– Кстати, я Ральфу звонила, – сказала она и потерла лицо.

– И?

– Он уже на Мимасе. Говорит, в патруль поставили, поэтому ночами не скучает. На Юпитере новое вино синтезировали, и теперь водители не просыхают. Транзит страшный, и всё мимо них, аварии одна за одной. Ночью в силовое поле влетел дальняк на полной скорости, водитель сгорел живьём, представляешь?

Павел промолчал.

– К Мязинцеву обращались за нашими характеристиками, Ральф сказал, они два дня сочиняли хвалебный отзыв, а потом заставили юнцов писать… страшно представить, что получилось, – Кира невесело хохотнула. – Он в очередной раз написал нам письма, обещал в красках рассказать про новые системы контроля на дальняках, недели через три получим.

Павел поморщился. Кира через пару недель будет биться в истерике, а письмо, которое получит, будет письмом мертвеца.

Он посоветовал другу не лететь с ними, остаться на Е-95 или вернуться на Мимас. Он долго говорил: про вероятность и будущее, про осторожность и судьбу, про то, что они будут дружить, несмотря на расстояние, и через год встретятся вновь. Говорил – и сам не верил в свои слова. Ральф кивал и соглашался, отводя глаза.

Он никому не солгал. Он умолчал о том, что Ральфу уже поздно менять место – тот умрёт в любой дислокации. Павел сделал это из лучших побуждений, пусть и прежде всего для себя самого. Никто не может гарантировать, что, умирая, он не прихватит и его с собой.

– … спрашивал про Базу, но я не ответила. Пусть нам и не дали заполнить форму о неразглашении, но я не хочу, чтобы однажды в мою дверь постучали «безопасники». – Кира наконец очистила лицо и повернулась.

– А я был уверен, что тебе безразлично, прослушивают нас или нет, – заметил он.

– Мне небезразлично, но я не страдаю паранойей, как ты. Грязь осталась?

Павел посмотрел на неё.

– Не осталась, и это не паранойя. Это осторожность, которую должны были вдолбить в твою голову за десять лет Академии.

– Осторожность не спасёт тебя от шальной пули.

– Ещё как спасёт, если не будешь выглядывать из окопа.

Они почти синхронно усмехнулись.

Павел заметил, что несколько курсантов смотрели в их сторону, и уставился на них в ответ. Двое повернулись обратно, но один продолжал наблюдать. Они с Кирой привлекали внимание, сидя вдвоём на насыпи под лучами заходящего Норио.

– На нас смотрят, – прокомментировал он.

– Им больше нечем заняться, – ответила она, даже не повернувшись в ту сторону. Она откинулась на спину, складывая руки на животе. – Мы для них как зверушки, разговорчивые и безобидные.

– Безобидные? – переспросил Павел.

– А что мы можем без связи?

– Практически всё.

– Ты не понял. – Кира повернула к нему голову. – Что мы будем делать без связи во время операций?

– Ты можешь везде ходить со стапом.

– В засаде с ним лежать?

Павел посмотрел в сторону своего сержанта.

– Вообще, это не наша проблема, – сказал он. – Командиры должны сами формировать состав, а если их не интересует ни взаимодействие внутри коллектива, ни его сплочённость, разве кто-то удивится, что однажды коллектив не вернётся с задания?

– Но и ты можешь не вернуться вместе с коллективом.

Павел усмехнулся.

– Или наоборот, выживу лишь я один, – сказал он и, несколько секунд подумав, продолжил: – Думаешь, карта – панацея? Она скорее недостаток, чем преимущество. Кого мы видим в наших группах? Людей, разучившихся говорить. Думаешь, у них не нарушено мышление?