Режим бога (Последний шаг)

— Кр… — начал было он, но ощутил во всем теле покалывание, его разморило, и язык отказался издавать еще какие-нибудь звуки. Стало так замечательно хорошо, словно кто-то положил его в теплый сугроб и стал закапывать в теплый чистый снег, но что такое сугроб и снег, Эфий не ведал, а вспоминать не хотелось…

Были другие раны — простые, которые исцеляла мать своими снадобьями, и тяжелые, с которыми его относили к богу в его далекое уединенное жилище среди скал. Но Эфий уже знал, кто это, хотя никому не говорил. Даже самому богу. Он искал предлог, чтобы увидеться еще, и Та-Дюлатар постепенно стал привыкать к его обществу. Мальчишка вызывал в нем любопытство — чуть большее, чем все остальные Птичники — и симпатию. Эфий знал, что тот любит толковых людей и вполне способен раздражаться, когда кто-то делает глупости. Бог-целитель не отличался излишней терпимостью и смирением. Он позволил Эфию прибегать к нему просто так, иногда разрешал помогать — точнее, стоять рядом — во время операций. Как и в той, прежней, жизни их тянуло друг к другу, близких по духу и способностям, но беседовали они все же немного: Та-Дюлатар от своего одиночества стал не слишком говорлив, да и чем ему было особенно делиться с подростком? Разве что обучать его боевому искусству мастеров из той далекой страны, откуда прибыл сам, и языку, на котором говорил тогда. Вскоре юноша понял, что раскрываться пока нельзя: все должно идти своим чередом. И сразу стало легче.

Когда ему исполнилось пятнадцать, Араго позволил ему охранять дом Та-Дюлатара вместе с остальными взрослыми, сменяясь в карауле. Злоба Улаха росла, войны участились, и на распавшееся племя начали совершать набеги другие жители сельвы — как на Птичников, так и на Плавунов. Численность племен падала, непрерывно сокращаясь во время стычек.

Последние годы в деревню стали наезжать белые люди. Некоторые из них Эфию нравились: они копались в земле и знали много интересных историй, а те, кто говорил на языке племени, бывало, рассказывали о своей работе. Не раз видел он с ними девушку, но никак не мог понять, где они могли встречаться раньше. Ее лицо не напоминало ему никого, но в ней было что-то определенно знакомое.

Когда однажды ночью Та-Дюлатар окликнул их в карауле и потребовал принести раненого с поляны возле опустошенной деревни, Эфий не подумал, что с этого мгновения изменится вся их жизнь. Они вчетвером принесли белоголового человека, истерзанного черным большим котом, и труп самого кота, а наутро бог-целитель велел им пойти к другим белым и сказать им, что раненый должен остаться у него, но проведывать его нельзя.

Пока говорил старший их караула со старшим из ученых, Эфий смотрел на ту самую девушку и, кажется, она тоже успела заметить его. Все решил звук ее имени: «Нэфри». Юноша вспыхнул, и последняя недостающая картинка встала на свое место. Но до поры до времени говорить об этом не стоило — ни Та-Дюлатару, ни Нэфри. Сказать — это нарушить петлю событий во времени, и тогда ему не попасть в этот мир в компании с заблудившейся девушкой, а значит, вся эта реальность станет тупиковой альтернативной веткой и закончится ничем. Или, во всяком случае, не тем, чем должно закончиться. Надо было вести себя очень аккуратно.

Он не раз благодарил прозорливость матери Аучар, которая даже после смерти берегла его, успев передать свои умения. Семена упали в благодатную почву: юноша, тело которого стало новым пристанищем для Эфия, обладал недюжинными способностями, схватывал все на лету и с легкостью развивал дальше. Раванга их племени полушепотом поговаривал, что в седьмом сыне женщины, которая никогда не рожала девочек, всегда собирается вся сила его предков со стороны обоих родителей, но велел Эфию скрывать это ото всех, что тот и делал.

И как же больно было ему видеть Аучар в последний раз, когда она и сама не могла на него наглядеться, встретив их троих в Обелиске, по ту сторону жизни! Для него она была все той же молодой женщиной, следом за которой он однажды прилетел в племя Птичников. В ее темных глазах светилась любовь, но говорить она не имела права, только внимать чужим словам. Белоголовый Ноиро шагнул к ней, и она завернула его в черную накидку, укрыв с головой и веля не отставать. На глазах Эфия и Та-Дюлатара они растаяли в фиолетовой мгле…

* * *

Двигаясь по дороге в направлении к цели, мы иногда и не подозреваем, к каким разительным переменам может привести нас один неверный шаг чуть в сторону. Но все это так ничтожно по сравнению с тем, что случается, когда изменяют свой путь огромные космические тела.

Пока посвященные жители обитаемой планеты метались в попытках уберечься от верной гибели, Аспарити совсем изменила свой курс. Она по-прежнему метила в Тийро, но теперь ее путь пересекся с траекторией орбиты естественного спутника, и на огромной скорости комета врезалась в его поверхность. Вспышка великой силы осветила небо ночной стороны Тийро.