Режим гроссадмирала Дёница. Капитуляция Германии, 1945

Последняя воля Гитлера и завещание Гитлера показывают, что чистый и простой принцип фюрера (то есть вождя нации) был отброшен самим создателем Третьего рейха. Власть была передана некой коллегии, в которой аполитичному Дёницу было суждено иметь у себя по флангам двух партийных «архангелов»: Геббельса и Бормана. Почти автоматически самые высокие посты в государстве выпали Дёницу благодаря исчезновению Геринга и Гиммлера и необходимости придать некоторую форму правдоподобия последнему наказу фюрера продолжать борьбу. Дёниц являлся единственным главнокомандующим видом вооруженных сил с какими-то перспективами сохранения верности со стороны солдатской массы. В случае развала коалиции, на который он так надеялся, Дёниц был единственной личностью (как, должно быть, считал Гитлер), имевшей некоторые шансы на признание бывшими англосаксонскими врагами. В конце концов, война на море велась значительно более справедливыми методами, чем на суше.

Учитывая военную и экономическую ситуацию, решение Дёница прекратить войну как можно быстрее и на наилучших из имевшихся для Германии условиях также диктовалось обстоятельствами; оно было основано на реалистичной оценке этой ситуации. В то время даже Гиммлер пришел к убеждению, что войну на Западе следует прекратить, хотя он желал продолжения в течение какого-то времени войны на Востоке. Однако мотивы рейхсфюрера отличались от тех, которые двигали Дёницем. Дёниц был полон решимости осуществить программу, начатую за несколько месяцев до этого, — спасение солдат и беженцев с Востока; Гиммлер — как и до него Гитлер — пытался выиграть время, рассчитывая на возможность союза с Западом. Дёниц поддался этому принятию желаемого за действительное только после капитуляции, уже под влиянием своих соратников и вырисовывавшихся разногласий между бывшими союзниками.

Приказ Эйзенхауэра о роспуске «Фленсбургской группы» базировался на рекомендации его местного представителя и его политического советника. Настоящий импульс, скорее всего, поступил не от руководства в Вашингтоне, и не от начальников штабов, и даже не от его советского союзника. Этот шаг был порожден внутренней ситуацией. Решение это отвечало чаяниям широкой общественности; с одной стороны, политические руководители союзных стран до сих пор занимали выжидательную позицию, а некоторые — особенно Черчилль — считали желательной поддержку некой центральной германской власти в любом случае, хотя бы на время. Неожиданное наличие Дёница и его правительства, несомненно, смущало союзников. С арестом этих лиц можно было бы торжественно опубликовать подготовленное еще в конце апреля обращение о взятии на себя высшей государственной власти в Германии. Однако с устранением этого правительства союзники лишили себя возможности, как это ранее задумывалось, воплощения в жизнь безоговорочной капитуляции Германии с полной поддержкой со стороны закона.

Все ведущие политические фигуры в этом междуцарствии после смерти Гитлера уже сыграли какую-то роль в Третьем рейхе. Дёниц, Шверин фон Крозиг и Йодль принадлежали к двум взаимодополняющим группам во власти, на которых зиждилась германская монархия и из которых Гинденбург получал поддержку в дни Веймарской республики — офицерскому корпусу и аристократии. Все трое были воспитаны в прусских традициях преданности долгу, повиновения и авторитарного государства. Каждого из них можно было считать выдающимся специалистом в своей сфере деятельности, который в то же время демонстрировал недостатки, часто связанные со специализацией, — сверхсосредоточенность на своей собственной области и вытекающая отсюда узость кругозора (автор выдает желаемое за действительное. — Ред.).

В их случае все это переросло в судьбоносное отчуждение от политики.

Все они являли собой доказательство гипертрофированного национализма, порожденного шоком разгрома 1918 г., который стал причиной возникновения в германском народе «травмы национального сознания» (выражение Ойгена Лемберга). Они также являлись представителями того «интегрального национализма» (выражаясь словами Мориса Барре), который отводит место в шкале ценностей абсолютной национальной гордости. (Национальная гордость присутствует во всех уважающих себя нациях. — Ред.) Поведение гроссадмирала Дёница, начальника штаба оперативного ОКВ Йодля и специалиста в области финансов Шверина фон Крозига следует объяснять только этим обожествлением нации, которое превращает неверное в правильное и даже допускает преступление, если оно совершается во имя этого идеала. «Есть нечто ужасающее в этой любви к стране; она настолько исключительна, что пожертвует всем ради общественных интересов, без какой-либо жалости, без страха и без уважения к человечеству» — эти слова принадлежат не XX в., их произнес Сен-Жюст во время Французской революции. (Якобинец Сен-Жюст, беззаконно проливший реки крови лучших французов, вполне закономерно был (вместе с Робеспьером и другими) без суда гильотинирован 28 июля 1794 г. — Ред.)