Перебил всех новенький упырёк из Англии, представляющий «The Sun», по крайней мере, он назвал именно этот жёлтый листок. Худющий, со всклоченными волосами и мерзкой улыбочкой. Наверное, мальчик думает, что удивил Лёшу и сбил его с панталыку. Неужели коллеги не предупредили, что я отличаюсь от классических советских граждан, боящихся сказать лишнего. Лови ответку, придурок.
— Можете назвать конкретные фамилии людей, кто рассказывал о пытках? Только не предателей-перебежчиков из спецслужб, а обычных граждан. На Запад перебралось достаточно беглецов из СССР, и я внимательно изучу их выступления. Может, у вас есть с собой газеты, где напечатано интервью? Давайте изучим их вместе, и я прокомментирую все высказывания, — судя по смешкам коллег, англичанин ничего с собой не принёс, я решаю перевести стрелки, — Цените мою открытость для прессы. Кто ещё согласится ответить на все ваши вопросы? В ответ на моё расположение мне хотелось бы услышать ваши комментарии про расстрел мирных ирландцев в Лондондерри[29]
. Мы все понимаем, что это другое. Конечно, английские солдаты были вынуждены убивать безоружных детей. А ваших читателей больше интересуют пытки в СССР. Меня же очень интересует ваша версия произошедших событий. Мы же знаем, что британская пресса самая независимая и правдивая в мире. Прошу вас поддержать реноме коллег и ещё раз удивить всех своей принципиальностью. Речь идёт об ужасах капиталистической системы? Или это сугубо британские обычаи?Понятно, что подобным типам «ссы в глаза, а он — божья роса». Тем не менее, англичанин заткнулся. Хотя и попробовал гнуть свою линию про жертв пыток. Только здесь он был не один, а журналисты соскучились по «Алексу Мещерски». В итоге, наглого англа быстро оттёрли от моей тушки.
— Признайтесь, вы приехали за Гран-при? — задал вопрос непотопляемый Адам Хоберман из «The New York Times», — Ведь ваш фильм лоббирует лично директор Ле Бре.
— Чем хорош формат фестиваля в Каннах и работа его жюри, так это открытостью, — решаю немного похвалить французов, — Думаю, все мы можем подпадать под влияние каких-то политических моментов. Только сама процедура награждения достаточно прозрачная.
— Вы намекаете на «Оскар», который так и не смогли получить? — ехидно улыбнулся журналист, — Нельзя быть таким обидчивым. Вся Америка смеялась над вашим растерянным лицом, после вручения награды конкуренту.
Поддаваться на подобные дешёвые провокации, значит, себя не уважать. И не припомню, чтобы в США смеялись над моей реакцией? Надо ставить на место ещё одного провокатора.
— Я прямо, без всяких намёков, говорю, что жюри Каннского кинофестиваля одно из самых беспристрастных в мире. Может, поэтому данное мероприятие пользуется огромной популярностью. В моих словах заключается ответ на ваш первый вопрос. Повлиять на решение жюри, невозможно. А мой фильм оказался в конкурсной программе, потому что понравился дирекции. Предвосхищая вполне логичный вопрос о Тарковском, то между нами нет никакого соперничества. Пусть победит сильнейший. Я же просто наслаждаюсь атмосферой моего любимого фестиваля и красивейшего города Франции.
— То есть вы не считаете решение Киноакадемии предвзятым? — продолжал провоцировать американец.
— Сегодня в Каннах день мудака? Или это мне повезло встретить два столь уникальных экземпляра ещё и в одном месте? — игнорирую вопрос Хобермана, поворачиваюсь к остальным журналистам и специально перехожу на французский.
Не знаю дело в происхождении нахалов или просто реакции на наглость, но народ встретил мои слова радостным гоготом. И никакой тебе корпоративной солидарности. Адам точно знает язык и с трудом сдерживал эмоции, дабы не сорваться. А вот молодой английский говнюк, являлся невеждой и продолжал смешить окружающих своей глупой ухмылкой.
— Месье, Мещерски, а есть ли в вашей картине любовная линия? — спросила моя старая знакомая Флорин Рене из «Le Parisien», — Обычно вам хорошо удаются подобные моменты.
— Я считаю, что даже в фильме о войне, должно быть, что-то доброе и светлое. А что может быть прекрасней любви? — смотрю, у некоторых акул женского пола затуманились глаза, — В любой моей картине этому чувству всегда уделяется внимание. Иначе, какой смысл в кинематографе? Но предлагаю вам сначала посмотреть мою новую работу и затем делать выводы. Более детально я готов говорить на пресс-конференции.
Журналисты ещё пытались вытрясти из меня какую-нибудь сенсацию, но я молчал. Сегодня у них и так хватает материала. Думаю, слова про «мудаков», с акцентом на их страны, облетят весь мир. Я же раздал несколько автографов и быстро поднялся по ступенькам.
А там произошла встреча в стиле «дежавю». Другой год, иная атмосфера и новый глава делегации, но ситуация идентичная моему первому посещению фестиваля.