Режиссёр сказал: одевайся теплее, тут холодно

Великому Опелю, который любит делать так: он встает, ноги на ширине плеч, сложит руки на груди, наклонит голову, прищурит глаз и смотрит на съемочную площадку. Может так долго стоять, сразу кажется, что он видит такое, что не дано другим. Постоит, а потом кричит бригадиру осветителей: «Егорыч!» Я ему подражаю. Встану, руки сложу и смотрю. И тоже как закричу ассистенту по актерам: «Олег!»

Олегу Яковлеву, моему ассистенту по актерам

Замечательному усачу, который все время куда-то бежит. Олег, не слушай меня, я никогда тебя не уволю. Наоборот, боюсь, что ты от меня уйдешь.

Маше Савиной, художнику по реквизиту

Которая ни разу и никогда не говорила мне нет. Если я прошу у Маши что-то невозможное (танк) и нереальное (розовый) и быстро (через час), то она начинает смеяться. Маша перезвонит и спросит: «Танкист будет в вашей форме или ему взять свою? Должен ли быть снаряд в дуле?»

Денису Куприну, художнику-постановщику

Которого нет, не простила. Хотя спасибо тебе. Или не спасибо. Я еще не решила. Но в целом уже и не важно.

Игорю Капустину, директору

Который настоящий мужчина. С которым вообще никогда не страшно ввязаться в любой проект. Который называет меня Петрович. И сразу кажется, что мы с ним оба классные мужики. А когда таких больше, то вообще ничего не страшно.

Денису Кладиенко, художнику-постановщику

Который внезапно появляется в моей жизни, когда никто не может помочь, и вдруг просто так помогает. Он шутит лучше меня. Это очень неприятно, Денис.

Галие Гаязновне Хамидулиной, доктору

Которая помогла мне родить двух детей и во время беременностей называла Матрешкой.

Юле Криштофович, великой питерской девочке

Которая уже давно не девочка, а даже бабушка, но скачет с нами по площадкам, как коза. Она и продюсер, и директор, и помогает договориться с местом для съемки. Она может сказать: «На крыше этого собора, к сожалению, нельзя снимать, но вы проходите». Если накричать на Юлю, то чувствуешь себя полным говном. Не потому, что она нежная или интеллигентная. Крик не в Юлиной вселенной, она просто не понимает, что происходит и откуда этот звук.

Никите Кочкареву и Оле Тарасенко, «The Martini Shot»

Моему любимому украинскому продакшену, который я терпеть не могу. На съемках они делают такие столы, что ты не можешь влезть потом в самолет. Когда я узнаю о том, что будет съемка с Никитой, то начинаю спокойно жрать заранее, потому что все равно терять нечего. Никита может работать в любом состоянии. Если он потерял сознание, если никогда не спал или мир рухнул в пропасть. Кажется, если взорвать его, то придет глаз Никиты и скажет: «Ну как у вас дела? Все нормально? По плану идем?»

Георгию Кварацхелия, водителю из Грузии

У которого машина едет сама. Внутри его микроавтобуса есть погреб, и когда Георгий привозит в нужное место, то тебе туда уже не надо.

Жене Ермоленко, оператору

Который единственный сказал: «И про меня тоже напиши!» Было очень приятно, что кто-то хочет тут быть. С Женей есть она проблема: он честный, порядочный и добрый человек. О таких писать нечего, но не написать не могу, ведь это он. Пришлось писать про всех из-за тебя, Жень. А ведь ни про кого не собиралась. Опять ты получается сделал добро.

Семену Слепакову

Который написал отзыв об этой книге, а моя мама сказала: «Это который с ушами поет смешные песни? Да не ври, он и не знает тебя».

Олесе Смелкиной, ассистенту по актерам

Которая красивее всех актрис.

Илье Слонову, водителю

Которого все называют Слоном, и вся его машина завалена разными слонами. Илья всегда спит. Когда машина стоит или едет. Однажды он уснул на смене, просыпается, а никого нет, потому что съемка закончилась. Про него забыли. В другой раз он возил иностранного режиссера, у которого были все возможные виды психических заболеваний. Например, режиссер боялся солнца зимой в пасмурный день, ходил в кепке и солнечных очках. Боялся, что упадает самолет сверху, поэтому запретил возить там, где разрешено летать самолетам. Илья повез его на съемку в Сочи. Режиссер сидел на самом безопасном месте в микроавтобусе. В середине салона на среднем кресле, пристегнувшись двумя ремнями. В кепке и очках, конечно, хоть и ехали ночью. Он приехал седым и выпал из машины рыдая. Оказалось, что Илья вез его по горным дорогам и спал.

Лесе Маглеванной

С которой мы однажды рыдали на пляже в Таиланде. На нас смотрел мужик с соседнего лежака и не мог понять, как так у женщин бывает: только что весело мыли всем кости, сплетничали, пили шампанское и вдруг обе начали вытирать друг другу слезы. Мы очень плакали, искренне. А потом побежали купаться, сняли лифчики и выскакивали из воды.