Резидентура. Я служил вместе с Путиным

Учились тогда все. Это была стихия, захватившая страну. За двадцать лет новая власть построила 20 000 школ. Это больше, чем было построено за предыдущие двести лет. Вузов в Советском Союзе за те же двадцать лет открыли в семь раз больше, чем их было в дореволюционной России. По уровню образованности мы уверенно выходили на первое место в мире. Французский премьер Эррио сказал тогда: «Наука стала кумиром новой России». И это соответствовало действительности. У меня могут спросить: а как же Вавилов и другие? Страшны эти потери. Однако, несмотря ни на что, приобретения были весомее потерь.

Я полагаю, что победное шествие культурной революции стало основной причиной того, что мои родственники простили новой власти свои обиды и приняли всю революцию целиком. Приняли и поверили в нее. Ужасы Гулага были известны только тем, кто там сидел. Немногие вернувшиеся молчали как рыбы. Об истинных масштабах репрессий знал малый круг посвященных. Знал и тоже молчал десятилетия.

Как же должен относиться к революции я сам? Ведь Советская власть лишила меня родителей и на протяжении всей моей жизни относилась ко мне с некоей долей подозрительности. Об этом я еще напишу подробнее в последующих главах. Да, революция оставила меня круглым сиротой, но она же дала мне самое дорогое – жизнь. «Как так?» – спросит читатель. Очень просто. Не случись революции, моя мама, дочь весьма состоятельных родителей, никогда не вышла бы замуж за моего папу, сына бедняка. Тетя Вера рассказывала, что как Николай Маркелович Иваницкий, так и родители бабушки Жени в день рождения обязательно дарили каждой из своих внучек по десять золотых червонцев. Это помимо обычных подарков. Уверен, что отцу моему ничего подобного не дарили. Конечно, не будь революции, у моей матери, возможно, все равно родился бы сын, но это был бы уже не я, а кто-то иной. Другая сторона вопроса заключается в том, что революции своей Россия ждала сто лет. Она ее выносила, выстрадала. А то, что протекала наша революция так жестоко и дико, виноваты мы сами, русские. Такой уж мы народ. Революция была продолжением бунтов Стеньки и Пугачева. Чего же вы хотели от нее? Я прощаю революции всю боль, какую она мне причинила, и скорбно склоняю голову над ее могилой.

Тетя Вера и дядя Николай Ильич были хорошими учителями. Я говорю так потому, что в 40-е годы сам у них учился. Они и воспитателями были хорошими. Потому ученики их не забивали, писали им, заходили в гости. Почти все учителя миллеровской школы в прошлом учились у них. Я пошел в первый класс тоже к бывшей их ученице. Особенно мне запомнились красавцы-командиры Красной армии с кубарями в петлицах. Это были рослые, физически сильные степные парни. Это было поколение, заслонившее собой страну в годину войны. Мало кто из них остался в живых. В 1947 году тетю Веру разыскал кто-то из коллег по работе в миллеровской школе. Помню, как тетя плакала, читая письмо, полученное будто из прошлого. В письме сообщалось, что в 1942 году девять бывших учащихся миллеровской школы во главе с Иваном Яровым, которого я хорошо помню, создали в тылу у немцев подпольную организацию. Никакого существенного ущерба оккупантам эти мальчишки не успели нанести. Немцы их быстро переловили и уничтожили всех до одного. Тетя Вера эту весть пережила очень тяжело. Она все снова и снова вспоминала, как прекрасно Ваня Яровой читал наизусть «Песню о Соколе». Даже поэму написала о своих учениках – героях Сопротивления. Поэму эту никто не напечатал, а черновик во время наших переездов был утерян. Мертвый Сокол, ощипанный и оплеванный, выброшен теперь на корм собакам. Победоносные ужи, обвивая своими скользкими телами микрофоны и телекамеры, поднимая маленькие плоские головки с газетных полос, глумливо шипят, издеваясь над памятью павшего героя. О, им неплохо заплатили, этим ужам! Им тепло и сыро! Как хорошо, что тетя Вера не дожила до наших похабных дней! И все-таки я прощу тебя, гориллоподобный парень с пустыми глазами и неподъемной сумкой через плечо, несущийся невесть куда по делам своих коммерческих структур, я прошу тебя: остановись и вспомни, что ты человек и что ты русский!

Круг моих друзой в раннем детстве был весьма ограниченным. Со двора мне отлучаться не разрешали, а когда не было бабушек, вообще запирали одного дома. Такие дни я проводил в гостиной среди книг и игрушек, незаметно для всех научившись читать. У меня были кубики с картинками и буквами. Похожие кубики и теперь делают для дошколят. Вот из таких кубиков я и научился складывать слова, а затем перешел к чтению книжек. Однажды дядя, сидя за обеденным столом, читал областную газету «Молот». Глядя через его плечо на крупные заголовки, я прочел: «Прокурор». Дядя опешил.

– А ну-ка это прочти! – попросил он.

Я прочел.

– А это, а вот это!

Я прочел все, что он просил.

– Быть тебе прокурором, – сказала, смеясь, тетя Вера, а дядя накинул плащ и отправился в школу, откуда принес букварь, который я тут же прочел от корки до корки вслух своим изумленным родственникам.