— Ну, они все такими получаются, поскольку в них это все есть. В этом суть. Это же мы поем, так что все случается. В разных дублях одна только интонация твоего голоса может изменить смысл текста. Именно поэтому мы узнаем, о чем песня, только тогда, когда она уже записана, время накладывает на нее свой отпечаток.
— Когда только вышла
— Может, она была права, — мрачно рассмеялся Джон. — Когда я писал песню, я имел в виду любовь, я чувствовал, что это именно то, что всем нужно. Но когда мне плохо, то ничего не получается — пусть я и верю в любовь, когда пою о ней. Так что я пишу: все, что тебе нужно, — это любовь, вот тебе! Просто ты не всегда можешь жить в соответствии с этим.
— Недавно я ощутил еще одно из твоих настроений: «Я стою, обхватив руками голову, повернувшись лицом к стене».[63]
И другое, когда в песне— Чистая правда. Именно это я и имел в виду. Знаешь, когда я ее писал, у меня в голове крутилось: «Она сказала то, она сказала это», но это ничего не значило. Я не понимал, что делать с тем, кто сказал, будто знает, каково это — умереть. Был просто звук. Начало песни день за днем вертелось в моей голове, и я решил написать первое, что придет в голову: «Когда я был мальчишкой, все было как надо», — но в другом ритме, и это было реальностью, потому что только что произошло. Забавно, когда мы записываемся, мы держим в голове наши старые записи и даже иногда переслушиваем их и говорим: «А давайте сделаем что-нибудь типа
— Некоторые люди думают, что с помощью песен вроде
— Да-да, в то время мы были поглощены собой. Думаю, что именно на
— Не соглашусь. Мне кажется, ты чересчур скромничаешь.
— Вообще нет! Мы по-прежнему пытаемся. Мы сидим в студии и твердим: «Как же это все получалось в старых песнях, как это делалось? Давайте сделаем так же». Так же, как Фэтс Домино поступил с
— А еще кто-нибудь пел ваши песни так, чтобы тебе это нравилось?
— Ну,
— Должен сказать, что, когда я впервые услышал
— Конечно. У нас был как бы свой мотауновский ритм. Видишь ли, мы впитывали все, что происходило вокруг. И даже если что-то на нас не влияло, оно обязательно проявилось бы рано или поздно. Если мы независимо друг от друга послушаем какую-нибудь стоунзовскую запись, а затем перейдем к битловской, мы найдем много похожего. Мы серьезные парни, очень серьезные. Как мы можем сделать что-то легонькое? Но сейчас мы все пытаемся играть рок-н-ролл и поменьше философствовать — во всяком случае, мы себя в этом убеждаем. Мы занимаемся всей этой колбасней, потому что мы рокеры. Дайте мне гитару, поставьте меня перед публикой — вот он я. Даже в студии, когда я попадаю туда, я выдаю свой старый добрый бит. Не совсем то, что Элвис делал ногами, но довольно похоже. Просто это естественно. Нам постоянно говорят, что мы должны делать то и это, но наше дело — рок-н-ролл. Наша новая пластинка как раз об этом. Точно об этом. Когда мы писали
— Когда речь заходит о