«Рядом с троном – рядом со смертью»

– Божьей помощью язычник тот прислан, – просипел раненый. – Думалось, помру уж в грязи той от хлада, берега-то склизки да крутёхоньки.

– Как же так вышло, дядька, кто на тебя напал? – я надеялся услышать имена бандитов.

– От двора Митьки-серебренника заваруха пошла, – цедя слова, начал рассказ Тучков. – Яз знал, что есть у него монета княжью пеню отдать. Он всё на бедность жалился, не платил, вот его ярыжки на правёж и поволокли к дьяческой избе. Ремесленный тот в крик, бабы его в плач, тут соседи Митьки тово понабежали, стали грязью в служивых кидать. Те такого непотребства терпеть не стали да плёткамикамчами чёрный люд отделали. Задире одному так око и выбили, а у того три брата, да все лесовики, зверя в дебрях промышляют, тем все кормятся. Пока к торгу через посадских пробивались, конями особо топтать не хотели, брательники окривевшего на нас с ослопами да рогатинами насели. Сабля ж токо у меня имелась. Яз к мосту через ручей прорвался, там меня кистенём какой-то вор сшиб с седла, прям кубарем в ров скатился. Пока силы водились, к Волге по бережку скрёбся, а уж тама выполз где положе, да уж помирать собрался, ан Господь уберёг.

– Что ж ты сам за должником поехал, – слегка пожурил я Ждана – Пусть бы служки губные разбирались.

– Плата больно уж велика, – вздохнул воспитатель. – Посулил бы Митька караульщикам по паре алтын на брата, те б за него и отговаривались, мол, болен, на правеже помрёт, аль ещё чего удумали. Мне ж ведомо, что уже подворье тот серебренник продавать собрался, да вскоре прочь с посада сбечь.

– Какая ж на мастеровом том недоимка? – недоумение мной овладело вполне искреннее, вроде непосильными налогами никого не обкладывали.

– Рупь, ровно как ты велел, княже, за нерадивость пеня на него возложена, – также слегка удивился удельный казначей. – Почитай все справные дворы нам одолжали, никто добром твоё веленье не справлял. Яз всех лентяев посадских, которые яму не копали, этой платой неурочной обложил.

– Как-то круто мы с горожанами, – промямлил княжич, совершенно не помнивший о своём повелении драть с не особо богатых людей довольно немалые суммы. – Много уже у кого эти деньги собрали?

– Токмо четверо отдали с плачем великим, – признал Тучков. – Двоё уж сбегло, а шестеро за монастыри заложились, нет над ними теперь суда нашего. Да и с остальных опосля городского разора, мню, не собрать деньжат никак.

– Его бы в тепло отлёживаться, пока костоправа аль лекарку не найдём, – прервал наш разговор о причинах бунта Бакшеев. – Он в могиле одной ногой, а всё о прибылях да убытках печётся. Да и ты, княжич, в ту же степь.

Действительно, болтать с израненным человеком, лишая его возможности поскорее получить хоть какую медицинскую помощь, казалось явно лишним.

Ждана унесли в отдельную комнату дворца на попечение жены и сына. Вертевшемуся рядом с отцом Баженке я велел обязательно позвать меня, когда будут чистить и зашивать раны. Притащившего казначея черкеса нигде не видели. Сторожа сказали, будто он ушёл обратно через ту же калитку, что вела к Волге. Афанасий расставлял посты и разделял между служивыми очередь несения караула, за недостатком людей привлекая к этому всех кого можно, в том числе и последнего пленного татарчонка, который ещё не получил полной свободы. Я мало что понимал в деле разведения часовых, но мотался вслед за осадным воеводой, не желая отдаляться от него в эту тревожную ночь.

С крепостной башни раздались взволнованные голоса стражи. Вскарабкавшись вслед за Бакшеевым к заборолу стены, привстал на цыпочки, чтобы взглянуть в бойницу. Над юго-западной частью города, за торговыми рядами разгоралось свечение.

– Запалили посад, пёсьи дети, – ругнулся рязанец.

Подтверждая его слова, заголосил набат Алексеевского монастыря с Огнеевой горы, позже к нему стали присоединяться голоса колоколов остальных храмов.

Всмотревшись в темноту, воевода добавил:

– Опомнились воры, все, кто тверёз, тушить побежали. Княжич, пора оседлать коней да в спину им ударить! Тута мятежу конец настанет!

– Не стоит попусту лить кровь христианскую, – не согласился я на предложение старого воина. – Всё ж соплеменники, а не иноземцы какие.

– Мои сродственники в иных местах живут, да с карамольниками не водятся, – обиделся на мой отказ начать активные действия Афанасий. – Измену надо огнём выжигать да мечом вырубать, пока, как плесень, всюду не расползлась.

Пятидесятилетний дворянин был явно старой закалки, любая попытка примириться с мятежниками ему казалась потаканием бунтовщикам и проявлением слабоволия. Ночь оказалась, к счастью, практически безветренная, поэтому пожар охватил лишь несколько дворов и к утру утих.

Проснулся я довольно поздно по местным меркам, около восьми утра по временному счёту прошлой жизни, в этом мире отсчёт времени вели от восхода солнца в день равноденствия. Совершать гигиенические процедуры и одеваться мне в последнее время нравилось самостоятельно, что приводило сенных служек в некоторое смущение. В трапезной уже собралось изрядное количество дворян, с ними как ни в чём не бывало восседал Гушчепсе.