Ричард Длинные Руки — гроссграф

Барон Альбрехт взялся собрать ответные дары, я заподозрил его в скупости и напомнил, что золота и драгоценных камней у меня навалом, на что барон ответил с достоинством и даже некоторой обидой, что мое рыцарское достоинство он никак не принизит малым ответным даром.

Я еще сомневался, но в зал вбежал стражник и прокричал, что перед воротами замка стоят какие-то попы и требуют впустить.

Сердце мое екнуло, я сказал торопливо:

- Беги обратно, вели принять ласково!… Надеюсь, это те, кого жду.

- Бегу, ваша светлость, бегу…

Когда я торопливо вышел во двор, из-под арки выехали на солнечный свет на трех мулах люди в серых плащах с капюшонами, укрывающими лица.

Я остановился в нерешительности, но сердце снова екнуло, предчувствуя радость, я поспешил к переднему всаднику, узнав сухощавую фигуру отца Дитриха.

Мои рыцари смотрели в изумлении, как я птицей слетел с крыльца. Отец Дитрих не успел слезть, я подхватил его в объятия, потом, опомнившись, смиренно поцеловал руку, а он благословил меня. Изможденное в долгой дороге лицо сияло, а глаза лучились умом и добротой.

- Я рад, - произнес он, осеняя меня крестным знамением, - что наше путешествие не напрасно. Ты жив, ты цел и… как мы узнали в дороге, укрепил свою власть над большой провинцией.

- К вящей славе Господа, - ответил я смиренно, только потом вспомнив, что это всегда говорили иезуиты.

- К Его славе, - согласился отец Дитрих и перекрестился.

Из окон выглядывала челядь, рыцари во дворе заинтересованно окружили нас плотным кольцом. Спутники отца Дитриха слезли с мулов, сбросили капюшоны, бледные юноши с горящими глазами и строгими лицами, в каждом нетерпение переделать мир, чтобы Царство Божье и мир во всем мире наступили прямо сегодня к вечеру. В крайнем случае, завтра.

- Мои помощники, - сообщил отец Дитрих. - Брат Авель и брат Тулий. Очень ревностные в вере, грамотные и жаждущие отдать все силы служению Господу.

- Тоже из Зорра? - спросил я.

- Оттуда, - ответил отец Дитрих просто.

По двору прокатилась волна шелеста и почти суеверного шепота. О Зорре знают, что это некая овеянная славой легендарная крепость на Севере, где бьются силы Света и Тьмы, там уже не люди, а праведники с одной стороны, и самые лютые злодеи и колдуны - с другой.

- Приветствую, братья, - обратился я уважительно к молодым монахам, - вы из Зорра, а это говорит многое. Взгляните на лица тех, кто вас встречает! Отец Дитрих наверняка рассказал вам в дороге, что я отчасти ваш собрат, паладин и… тоже побывал в Зорре. Так что не стесняйтесь, не считайте меня так уж господином.

Оба перекрестились, один произнес звучным юношеским голосом:

- Мы не признаем другого господина, кроме Господа.

Отец Дитрих чуть усмехнулся, а я сказал уязвленно:

- Признаюсь, уели!… Эй, там, на крыльце! Отведите братьев в свободную комнату, принесите поесть, одежду выбейте от пыли. Отдохнут, поговорим о работе.

Тот, которого отец Дитрих назвал Авелем, возразил:

- Мы готовы приступить к работе сейчас.

- Но я сам должен решить, - ответил я с улыбкой, - какую работу вам предложить. Я не ждал вас… сегодня. Отец Дитрих, прошу в мои покои. Нам есть о чем поговорить.

Один из старших слуг подхватил под руки молодых монахов или священников, еще не знаю, кто они по профе, потащил к черному входу. Один оглянулся, ожегши меня огненным взглядом, у меня по спине прокатился трепет. Такого священного огня веры давно не видел ни в глазах, ни на лицах. Будут у меня с ними еще стычки и трудности, эти по молодости не воспримут тактические уступки, компромиссы. Они из того времени, когда гордое слово «бескомпромиссный» еще даже не стало похвалой, это само собой разумеется, а я из того, когда бескомпромиссность пережила гордый расцвет и ушла в тень, уступив осторожному и расчетливому компромиссу, который здесь расценивается не иначе как трусость и уступка противнику.

Отец Дитрих шел со мной медленно, преодолевая усталость, я видел, что дорога далась ему очень нелегко. Но сам едва сдерживался от ликования, чтобы не скакать рядом с ним веселым козликом.

В покоях я зычно велел подать еду, отец Дитрих сразу же отказался от жирного и мясного, но рыбу одобрил. Кофе я создавать не стал, церковь не одобряет чудес, даже если те от святости, но велел принести травяные настои, что укрепляют силы.

- Как ты, сын мой, - спросил отец Дитрих, я чувствовал сильнейшую тревогу в сдержанном голосе, - держишься ли?

- С трудом, - признался я.

- В чем твое искушение? - спросил он настойчиво. - С чем борешься сейчас? Ведь самые великие битвы человек ведет не в миру, а в душе своей…

- Уже знаю, - ответил я горько. - Прибыли вы, отец Дитрих, очень вовремя. Самое большое искушение у меня как раз сейчас. Сатана подсунул очень сладкие конфетки… отказаться нет сил. Хотя брешу, от некоторых все-таки сумел, сумел, горжусь собой, таким замечательным, хоть и понимаю, что это тоже грех.

Он вздохнул, но смолчал, я сам опередил и успел сказать раньше насчет греха гордыни.

- В чем твое искушение, сын мой?

- В силе, - ответил я.

Он вскинул брови:

- Ты считаешь себя сильнее других?