Ричард Длинные Руки — коннетабль

Мне показалось, что хочет добавить что-то еще, задержался и посмотрел на нее, но ее лицо стало непроницаемым, как стены этой пещеры и таким же располагающим к разговору. Я выждал, пока сердце перестало колотиться, Джильдина медленно пошла следом за мной, лицо побелело. Я ее хорошо понимал, но молча доплыл до предела, когда макушка уперлась в свод, а губы уже зачерпывают воду.

Джильдина замерла, когда я с шумом начал гипервентилировать легкие, не поняла, дура, решила, что задыхаюсь, но я не дал себя спасти, нырнул и устремился в темный проход. Сзади сразу дернуло, я мысленно выругался и начал пробираться по щели, хватаясь за выступы стен, так быстрее, чем пытаться плыть. Веревка натягивалась не так уж и постоянно, но иногда я будто тянул за собой авианосец и с ужасом понимал, что если даже в прошлый раз еле-еле доплыл…

Идиот, отдышаться не успел, грудь уже ходуном, легкие стремятся вытолкнуть отработанный воздух, все верно, но, слепые идиоты, не понимают, что взамен получат вовсе не свежую порцию, как привыкли…

Череп вот-вот лопнет, я загребал и хватался за камни почти вслепую, ударялся головой и плечами, из стиснутых губ начали вырываться шарики воздуха, я чувствовал, что здесь и останусь, но впереди проступило серое пятнышко света. Я забарахтался уже за пределами сил, воздух вырвался из груди весь. Непонятно каким чудом я преодолел последние метры и выполз на берег. К счастью, покатый.

Легкие ходят ходуном, вентиляция пошла таким темпом, что голова закружилась. Я в полубессознательном состоянии тащил веревку, показалась голова Джильдины. Ее огромное тело сразу отяжелело, я выволок на берег и, оставив наполовину в воде, с силой нажал на грудь. Ощущение было, словно давлю на гранитную плиту из основания египетской пирамиды, но вода изо рта хлынула сразу же. Джильдина закашлялась, начала отплевываться, посмотрела по сторонам дикими глазами.

– Что… получилось?

– Мы на этой стороне, – подтвердил я.

Вода с меня все еще течет струями, Джильдина тоже похожа на гигантскую крысу, что спрыгнула с тонущего корабля и проплыла сотню миль до берега. Я снял свой мешок, затем освободил от него Джильдину. Она с трудом разжала кулак, веревка выскользнула и упала под ноги.

– Мы сумасшедшие, – прошептала она с убеждением. – Я ко всему была готова… но это… чересчур!

– Ты была готова драться, – сказал я, – верно?

– Угадал.

– Но и кроме драк бывают трудности, – сообщил я ей потрясающую новость. – Что делать будем?

Она вздрагивала и стучала зубами. При слабом свете ее кожа покрылась крупными мурашками, губы посинели. Я тоже чувствовал непривычный холод, но гонял кровь к конечностям, поводил плечами и все еще не трясся.

– Придется заночевать здесь, – сказала она. – Там наверху уже ночь или почти ночь, а ты… наверное, устал.

– Ужасно, – охотно согласился я. – Едва жив. Хорошо тебе, ты двужильная…

– Да, – согласилась она, – я покрепче…

– Намного, – сказал я бодро, стараясь не замечать, что у нее от усталости губы уже стали серыми, а голос сел и едва хрипит. – А я слабый…

– Хорошо, – сказала она. – Ночуем здесь.

Воздух здесь, в отличие от поверхности, влажный и прохладный, даже холодный, но зато не прыгает от дикой жары днем до заморозка ночью. Я недолго наслаждался отсутствием жары, скоро все-таки начал вздрагивать и постукивать зубами.

Джильдина повозилась в мешке, к моему счастью, там оказались палочки, вымоченные в жире. От ладоней метнулась искра, вспыхнул небольшой костер.

– Это последний, – сказала она обреченно. – Больше огня не будет…

– Будем есть сырое, – ответил я оптимистически. – Подумаешь!

Она посмотрела с подозрением:

– Когда-нибудь сырое ел?

Я вспомнил суши и прочие блюда, ответил уверенно:

– Конечно! А что такого?

Мне показалось, что она посмотрела с некоторым уважением, и я, вспомнив устриц, добавил бодро:

– Даже живых ел! Пустяки.

Она посмотрела внимательнее, не веря, но я смотрел честными глазами, я ведь, кроме устриц, еще и микробов ем тысячами, и она покачала головой:

– Да-а, не врешь… Кто бы подумал…

Глава 7

Мы разогрели еду и перекусили, одежда еще не высохла на наших телах, но и раздеваться – быстрее замерзнешь, она легла, согнувшись в ком, колени подтянула почти к подбородку. Я лег сзади, прижался, сберегая тепло тел. Через некоторое время дрожь начала уходить, я даже ощутил, что сам разогреваюсь, а мои ищущие лапы, что всего лишь крепко прижимают ее тело к моему, начали потихоньку устраиваться там поудобнее, забыв, что сладких и пышных сисек-то и нет, увы.

Правда, есть то, что я сам назвал великолепными, но женщине что не скажешь, если надо, а мне было надо, хотя уже и не вспомню, зачем. Да и неважно зачем, мы женщинам всегда брешем, это называется хорошим воспитанием, умением уживаться, говорить комплименты и умалчивать о всяких… ну, не заслуживающих упоминания мелочах или смущающих обстоятельствах.

Наконец мои руки остановились на этих великолепных, я их отыскал по сократившимся глыбам мышц груди, а затем в ладони уперлись твердые камушки, похожие на ощупь на обкатанную водой гальку.