– Значит, – сказал я безжалостно, – вы еще недостаточно образованный. Высокообразованные люди знают, что в своей вере люди обычно куда ближе к истине, чем самые длительные и точные изыскания… Но это отвлеченный разговор, а мы с вами люди деловые и ценим время. Потому скажу прямо в лоб: только церковь может дать сверхцель, ради которой стоит оставить такие мелкие и детские дела, как войны, интриги, схватки за трон. Если власть церкви будет сильна, королевства между собой воевать уже не смогут. Мы все топаем в одной команде к великой цели!
Он вздохнул.
– Для меня это слишком сложно. Я же хочу простоты и ясности.
– Простота в том, – пояснил я, – что церковь рано и поздно снова придет в королевство. И на этот раз навсегда. Как уже пришла в Сен-Мари. Я только надеюсь, что здесь ее начнут восстанавливать сами. И что никогда не наступит день, когда здесь вынужденно высадится грозное войско крестоносцев.
Он охнул.
– Неужели такое возможно?
– Увидите, – ответил я. – Кнутом или пряником, но Вестготия войдет в Царство Небесное на земле. И будет всем щасте.
Ашворд вздохнул, осторожно поднялся.
– С вашего позволения я пойду передам Его Величеству ваши… взгляды на будущее наших отношений.
– Передайте заодно мои самые искренние уверения в дружбе и почтения к Его Величеству, – сказал он.
Он ответил так же любезно:
– Это я сделаю с величайшим удовольствием!
Дверь за ним закрылась, я несколько мгновений смотрел в нее тупо, перебирая разговор и прикидывая, не перевернут ли мои слова как-то иначе, все ведь можно понять не так, что большинство и делает…
Из каменной стены справа от двери вышел пышно одетый господин в широкополой шляпе с пером, лицо веселое, черные усы торчком, весело улыбнулся во весь рот, сверкнув белыми зубами.
– Отличная работа, сэр Ричард!
– Это не работа, – возразил я автоматически.
– А что?
Он прошелся по комнате, бодро взмахнул полой плаща и лихо уселся в свободное кресло.
– Творчество, – пояснил я. – Вдохновение!.. Порыв. Вам это знакомо?
Он расхохотался весело и вкусно.
– Еще бы! За что и полетел вниз вверх тормашками. Творить мог только Он, а мы так, исполнители Его воли.
Я тупо рассматривал его, такого довольного, сияющего, в наимоднейшем костюме, с торчащими в стороны усами. Кончики залихватски вздернуты, вид самый что ни есть бретерский, один вид вызывает желание вызвать на дуэль.
Толстый ковер не примялся под дорогими сапогами из тонко выделанной кожи, а сам он все так же не отбрасывает тени.
– Чем вы так довольны, сэр Сатана? – спросил я с подозрением. – Где я сглупил?
Он развел руками, глаза смеются все так же весело и задорно.
– Ну зачем же так? Я здесь с самыми искренними поздравлениями. Вы сделали правильный выбор! Жениться нужно… гм… правильно.
Я ответил сварливо:
– И что, раз вы одобрили, я должен немедленно отказаться? Не дождетесь.
Он развел руками, глаза смеяются, лицо просто излучает веселье и хорошее настроение.
– Ну зачем же вам ориентироваться на меня? Так и запутаетесь. Или я вас запутаю. На белое скажу «белое», а вы, чтобы не идти со мной в ногу, скажете «черное»… ха-ха!
– Не дождетесь, – повторил я. – У меня свой путь от сперматозоида до императора.
Он захохотал.
– Я вас люблю, сэр Ричард!.. Вы хоть и противитесь, как любой бунтующий против родителей ребенок, но вы с таким энтузиазмом и умением начали железную дорогу, как вы ее называете, что даже я впечатлен… Это именно то, что так нужно этому миру.
– Ага, – сказал я угрюмо, – ага. Но не для того, для чего вы думаете.
– А для чего? – спросил он.
– Для всего, – огрызнулся я. – Для хорошего и плохого, но хорошего раскочегарим намного больше! И нечего, да. Не будет по-вашему.
Он выставил перед собой ладони, мне почудилось очень знакомое, потом вспомнил, что в последнее время сам так часто делаю.
– Ради всего вам ценного! – возразил он. – Пусть будет по-вашему! Потом увидите, что это и по-моему.
– А вот и не будет, – сказал я. – Будет по-моему.
Он расхохотался.
– Я целиком «за». Первый сад создал Бог, а первый город – Каин! И все больше вижу городов, где не то, что садов, деревьев нет! Так что вам трудно будет сделать железную дорогу орудием церкви. Даже если будете возить по ней одних священников.
– Сделаю, – сказал я упрямо.
– Сомневаюсь, – ответил он. – Последнее время я все чаще склоняюсь к мысли, что людям нужно не избавляться от сомнений, их не так уж много, а, напротив, учиться сомневаться.
Я поморщился.
– Зачем?
– Важно, – сказал он наставительно, – приучить свой разум к сомнению, а сердце к терпимости. Терпимость к чужому мнению и к чужим религиям – критерий разностороннего человека…
– Ага, – сказал я саркастически, – разносторонний, это в котором и от Бога, и от Змея?.. Спасибо. Так, глядишь, терпимость приведет к признанию содомии, исключению гомосексуализма из грехов против природы человека…
Он поморщился.
– Ну, это было бы слишком.
Я запнулся, посмотрел на него с недоверием. Он тут же насторожился, повернулся ко мне всем корпусом и даже чуть наклонился вперед.
– Что, – переспросил я, – в самом деле не планируете со временем узаконить содомию? Браки мужчин с мужчинами?