В небесах догорают последние угли вселенского костра, на земле уже глубокая тень. Я поднялся, пожелал всем спокойной ночи, все-таки настороженность остается, втроем отошли на сотню шагов к самой могучей оливе, там раскидистые тяжелые ветви опускаются почти до земли, образуя вокруг ствола роскошный и просторный шатер.
Ордоньес сразу начал ломать ветки и готовить постель, не на голой же земле спать, Торкилстон спросил с сочувствием:
– Признайтесь, сэр Ричард, сильно шарахнуло?
Я посмотрел в его полные сочувствия глаза.
– Вы о поединке или… принцессе? Не поверите… но в данный политический момент меня прет от великого облегчения. Что-то слишком далеко зашли мои государственные интересы. Чуть было не женился на чужой мне женщине… Это вообще-то насилие… да хрен с нею, не жалко, но себя? Конечно, теряю быстрый способ хапануть… но быстрый не всегда лучший.
Он переспросил неверяще:
– То есть, делая вот такую кислую морду, на самом деле рад-радехонек?
– Нет, – признался я, – если совсем уж честно, то задело, вы правы. И сильно. Но все к лучшему, понимаете? Я не получил то, к чему стремился, но получил то, что мне надо.
Он кивнул.
– Ладно, мы с Ордоньесом отойдем и присмотримся пока. Хоть те и признали вашу власть, но… лучше побыть на страже. Да и места незнакомые, кто знает, что тут вылезет? Да еще ночью?
– Разумно, – согласился я.
Он ушел, я сел на груду веток и, сотворив шарик света, вытащил из мешка карту Гандерсгейма. Рыцарское войско уже вышло из Брабанта и начинает вторжение в мою марку. Надеюсь, первые дни пройдут без военных действий, наступление должно идти медленно и с обязательным закреплением на захваченных землях, так что я еще не совсем опоздал…
Послышались шаги, ветви раздвинулись, как полог шатра. Лицо Боудеррии в слабом свете не рассмотреть, глаза таинственно мерцают, а голос прозвучал с прежним вызовом:
– Там небо рухнуло, а вы чем заняты?