Ричард Длинные Руки — ландесфюрст

— Через час, — предупредил он и, повернувшись, пошел к своим.

Я заторопился к Зайчику, взобрался в седло, он неторопливо понес меня к неподвижной шеренге пеших рыцарей.

Герцог Дюренгард спросил нетерпеливо:

— Ну как?

— Пока выиграл только час, — признался я. — Как выгадать больше, пока не представляю.

Он пошевелил тяжелыми глыбами плеч.

— Люди падают от усталости. Для них и час — как манна небесная. А подойдут войска или нет, об этом пока никто и не думает.

Глава 5

Через час я прибыл на переговоры радостный, даже ликующий, и с ходу сообщил, не давая верховному ярлу раскрыть рот, что меня уполномочили предложить пиратам значительный выкуп, только бы они не разоряли наши города и оставили в покое наши постройки в гавани.

Он нахмурился, предложение пощадить гавань явно не устраивает, зато предложение выкупа явно заинтересовало. Выкуп привезут из столицы, которую взять непросто, хотя и можно, а так и гавань удастся разрушить, и богатый выкуп взять без сражений, сохраняя армию.

— Какой размер выкупа? — поинтересовался он и сразу же предупредил: — Мелочи нас не интересуют, и такое даже не обсуждается. Мы в состоянии захватить все королевство!

— Вот об этом и поговорим, — предложил я угодливо. — Можно, например, исходить из расчета, что каждому вашему воину по одной серебряной монете…

Он фыркнул.

— По одной монете?

Я уточнил:

— Но их не обязательно раздавать воинам! Добычей обычно распоряжается верховный вождь. Большую часть берет себе, немного раздает своим полководцам. А простые воины… они довольствуются тем, что снимают с убитых. Своих или врагов, не важно.

Он поморщился, мой циничный прагматизм отвратителен благородным воинам, но все же задумался. Я почти видел, как прикидывает, сколько возьмет от такой громадной суммы сам, а сколько раздаст.

— По серебряной монете простым воинам, — ответил он после долгого раздумья, — по пять серебряных — десятникам, по десять — сотникам и по сто — моим старшим военачальникам…

Я задумался, наморщил лоб, позагибал пальцы, наконец проговорил нерешительно:

— Скажу вам честно, так как я на вашей стороне…

Он перебил с подозрением в голосе:

— Что значит, на нашей?

— Я предпочел бы отдать любой выкуп, — признался я. — Что деньги, их снова можно нажить! Более того, выдам вам некую тайну, но умоляю, никому о ней, а то мне головы не сносить…

Он сказал поощрительно:

— Ну-ну?

— Обещаете?

— Обещаю-обещаю!

— В королевской казне есть такие деньги, — сообщил я. — Правда, это ее опустошит дочиста, однако… как я уже говорил, деньги можно собрать снова.

— Хорошо, — сказал он резко, — неси, вернее, вези деньги! Думаю, поместится на двух телегах. В крайнем случае на трех.

Я вздохнул и развел руками:

— Сумма большая, я такими не распоряжаюсь. Надо убедить короля, чем я и займусь. Думаю, это хоть и трудно, но получится.

Он стиснул челюсти, под кожей вздулись и заиграли тугие желваки. Взгляд стал подозрительным.

— А ты… не дурачишь ли нас?

Я вскрикнул в негодовании:

— Да как вы можете! Я так заинтересован, так заинтересован!

Он прорычал с еще большим подозрением:

— Что? В чем заинтересован? Обмануть меня хочешь?

Я торопливо замотал головой:

— Да нет же!.. Я как раз продумываю одну интересную вещь…

Он рыкнул люто:

— Сейчас же рассказывай!

Я сказал торопливо:

— Представьте себе, что сумею убедить нашего короля отдать вам серебра на один сундук больше! Могу ли рассчитывать на половину неожиданной добычи? А вторая половина вам, доблестный верховный ярл!

Он набрал было воздуха, чтобы заорать, даже рожа побагровела и налилась дурной кровью, но подумал, медленно выдохнул и спросил все еще гневно:

— Как ты это сделаешь?

— Скажу, — сообщил я, — что сотникам надо будет по сто, а военачальникам — по тысяче. Как раз на лишний сундук наберется. Могу же я рассчитывать на часть?

Он подумал, глядя на меня, презренного торгаша, что и мать родную продаст, если хорошо заплатят, наконец проговорил гулко:

— Можешь. Но не на половину — ты не верховный ярл… ха-ха!.. В общем, давай уговаривай короля. Чем больше сумеешь из него выжать, тем больше получишь и сам.

Я вскочил, во всех моих движениях нетерпение, — спросил суетливо:

— Побегу прямо сейчас, хорошо?

— Беги, — разрешил он.

Я отступил на шаг, сказал, будто сейчас только вспомнил:

— Только король наш в Геннегау, в столице… Он же не воин, он — король! Это сутки туда, сутки обратно…

Он помрачнел, подумал, я видел, как колеблется, — можно бы и с бою попытаться взять, но уже не мальчик, военное счастье переменчиво, даже если вернется с победой, верховный конунг может спросить, почему положил половину армии, разве нельзя было без потерь стереть в пыль прибрежное королевство?

— Ладно, — сказал он мрачно. — Двое суток! И ни часа больше. Я постараюсь чем-нибудь занять армию.

Я вернулся к Зайчику, он пошел по моей команде сразу в галоп, что удовлетворило верховного ярла, но встревожило моих рыцарей и все войско. Даже смертельно усталые начали подниматься, беспокойно прислушивались и сжимали в руках оружие.

— Вольно, — сказал я, — вольно!.. Отдых!

Герцог Дюренгард спросил мрачно:

— Что это значит, ваша светлость?