— Я? — спросил я с изумлении. — А не вы?
Он сказал сломленно:
— Теперь я начинаю сомневаться, что Сен-Мари способна сражаться на четыре стороны. Однако мы все-таки будем драться отчаянно. И победим с Божьей помощью!
— Господь не может помогать обеим сторонам, — возразил я мягко, — а нашей, как уже видите, помогает… Герцог, не будем ходить вокруг да около. Вы знаете мои требования.
Он произнес глухо:
— Но нужно же какие-то условия…
Я сказал, понизив голос:
— Не стоит такие вопросы обсуждать даже в присутствии часовых. Они могут оказаться весьма щекотливыми. Не для меня, герцог. Как я понимаю, вы все еще в плену стереотипов!.. Вы настолько уверены, что рыцари Ордена Марешаля не пропускают или пропускают наши войска с трудом и задержками… что мне просто неловко за вас… Эй, стража! Срочно сюда сэра Альбрехта. Можешь заодно и Норберта.
Никакой стражи, естественно, нет, но вопль мой услышали, Вирланд только взял фужер с вином, но успел осушить до половины, когда полог откинулся, вошел Альбрехт, как всегда блистающий, веселый и нарядный, коротко поклонился и посмотрел на меня с вопросом в серых серьезных глазах, за которыми каждый сразу увидит мощный мозг, а хватку уловит в цепком взгляде.
— Ваше Величество?
Тон, которым он это произнес, говорит яснее ясного, что я, Ричард Завоеватель, самое что ни есть Его Величество, остальные величества предо мной как муравьи перед лосем.
— Граф Альбрехт Гуммельсберг, барон Цоллерна и Ротвайля, — сказал я, — вы его наверняка знаете по прошлым его… гм… подвигам. Сейчас он еще и канцлер далекого королевства Сакрант, где Мунтвиг держал резиденцию… Граф только что прибыл через Тоннель, о чем может поклясться на Библии… Кстати, глава моей разведки.
Полог шатра откинулся, вошел Норберт, сухой и подтянутый, холодный, строгий, как обычно, с чисто выбритым до синевы подбородком, воинственно приподнятыми кончиками усов, высокий и твердый, как старый дуб.
Я постарался смотреть на него глазами Вирланда, сэр Норберт хорош, такие соратники всем нужны: немолод, но лицо почти без морщин, разве что продублено ветрами и морозами, под глазами небольшие мешки, да взгляд суров и недоверчив, как у много повидавших людей.
— Барон Норберт Дарабос, — представил я. — Глава моей внешней разведки и легкой конницы. Вы его тоже возможно знаете и даже помните. Только что прибыл через Тоннель с передовым отрядом. Как вы понимаете, разведчики нужны на новом месте в первую очередь, потому у них знаменитые скакуны, выведенные герцогом Ришаром, вы слыхали, знаю. Потому оба начальника разведок так оторвались от основной массы, что сейчас только-только входит в Тоннель.
Лицо Вирланда стало серым.
— Но как же…
— Клятва рыцарей Ордена? — договорил я. — Так я один из этого ордена. Не последний, замечу скромно. И сын верховного магистра герцога Готфрида, что отказался от трона Сен-Мари.
Он прошептал сломленно:
— То была его главная ошибка. Прими он трон, в Сен-Мари был бы мир и спокойствие. Я первый поддерживал его и отдавал голос в его поддержку!
— Герцог, — напомнил я, — давайте не уходить в сторону. Сейчас реальность такова, что мои войска прибывают с каждым часом. Держать их на месте в бездействии будет глупо. Растеряют боевой дух. Вы понимаете… Сэр Альбрехт, сэр Норберт, вы можете идти принимать прибывающие войска.
Оба поклонились и вышли, держа морды ящиками. Вирланд сказал тяжело:
— Торопитесь начать наступление?
— Тороплюсь получить определенность, — ответил я. — Будете ли оказывать сопротивление крестоносцам, что под знаменем церкви и с пением псалмов идут восстанавливать на троне законно избранного короля, или же дерзновенно и попирая все человеческие и Божьи законы, кощунственно воспротивитесь торжеству Божьих законов…
Он поморщился.
— Вы дважды повторили насчет Божьих законов. Перебор.
— Эмоционально оправданно, — возразил я. — А вы алгеброй гармонию? Не выйдет, главное — эмоции. Люди разве умом пользуются? Если правильно нажать на чувства верующих… а кто у нас неверующий?.. то вас свои же и разорвут.
— Это не по-рыцарски, — заметил он суховато.
— А мы сейчас рыцари, — уточнил я, — или, напротив, политики?
Он ответил с тем же оттенком неприязни:
— Я предпочел бы иметь дело с рыцарем.
— Первая заповедь рыцаря, — напомнил я, — защищать церковь, а также всех обиженных и угнетенных. И вообще всех, кто не может защитить себя сам. Так что, как понимаете… может быть, вам лучше иметь дело с политиком?
Он спросил угрюмо:
— А что предложит политик?
— Политика, — сказал я, — искусство компромисса. Рыцарь не знает полутонов, у него либо свет, либо тьма. И тьму уничтожает нещадно и без колебаний. А тьмой, как вы понимаете, сумеем представить вас и всю вашу команду. Политик же вообще не видит ни белого, ни черного, для него только оттенки серого, а нюх ловит всякие нечистые запахи. Но зато с политиком можно договориться.
Он проговорил голосом прижатого к стене человека:
— Ваши условия?