Уриил сказал звучным, но мягким и почти женским голосом:
— Что-то у меня голова уже гудит, рой пчел поселился, что ли? Я лично готов тебе поверить. И если сумеешь доказать, что Иисус не сын Творца, а всего лишь пророк, я признаю... да признаю, что людей подставили, как ты говоришь. И между нами, ангелами, снова вбили клин вражды... Прости, Михаил, но все-таки Вельзевул, Агиросион и Гамалиэль тоже ангелы, хоть теперь и Темные.
Вельзевул крикнул оскорбленно:
— Это вы Темные прислужники власти! А мы Светлая сила справедливого мятежа!
— Тихо, — крикнул я умоляюще. — Давайте только о деле, откуда вы набрались столько эмоций? А говорите, люди — одно говно.
Гавриил звучно закрыл рот, лязгнуло так, будто упала крышка металлического сундука размером с купол церкви, проговорил с трудом:
— Да... я бестелесный и бесстрастный ангел... Бестелесный и бесстрастный!
Бестелесным он не стал, но буйствующие страсти в самом деле сумел зажать в кулак и посмотрел на меня ясными, хоть и в красных прожилках гнева, глазами.
— Спасибо, — сказал я. — Мне вовсе не нужно доказывать, что Иисус не сын, а пророк. Это все есть в старых книгах, но людям не знания нужны, а всего лишь вера! Потому задача труднее, но вы увидите, как я начну широкую кампанию... нет, не отрицания Иисуса, а возвеличивания Творца, как Единственного и Неповторимого, у которого нет и не может быть родни и даже товарищей!.. И тем самым Христос займет то весьма высокое и достойное место, которое и занимал в первых книгах о нем, как великий пророк, принесший людям свет новой веры.
Гавриил проговорил со злым недоверием:
— Как великий пророк?.. Не сын?
— Только пророк, — заверил я. — Мне самому, если честно, противно, что нашему Творцу кого-то присобачивают, даже не в товарищи, а вообще в родню!.. Потому я все равно стал бы с этим безобразием бороться. Так что можете быть уверены, буду стараться даже не знаю как!
Гавриил поморщился.
— Ну, если это надо тебе и самому, то да, стараться будешь. Вы все такие, только для себя. Впрочем, для нас это неважно. Лишь бы старался.
Я сказал умоляюще:
— Давайте возьмем себя в руки! Ну, это такое выражение... смирим себя, опомнимся. Думаете, Господь не видел, как Алфофаниэш напал на меня и смертельно ранил? Увидит и то, что сделаете вы...
Михаил сказал звучным, как медная труба, голосом:
— Мы делаем все в Его интересах!
— Считаете себя умнее Господа? — спросил я. — А насчет гордыни слыхали?
Уриил сказал благочестиво:
— Господь ничего не делает сам. Только нашими руками!
— А Содом и Гоморру? — спросил я.
За моей спиной раздался сильный и уверенный голос:
— Их разрушили мы с Уриэлем. Уриэль и я, архангел Гавриил. Следуя прямому повелению Господа.
Я сник только на миг, тут же ухватился за последние слова:
— Но было повеление! Было! А сейчас повеления никто не давал! Потому самое правильное — воздержаться. Господь все видит, Он будет доволен, если проявите мудрость и не дадите вовлечь себя в спровоцированную темными личностями драку.
Вельзевул вскрикнул с яростью:
— Темными? Ты кого имеешь в виду, червяк?
Я крикнул:
— Темными — это хитрыми и вероломными. Неважно, на какой они стороне. А вы не Темные, а крайне левые. Вы же наблюдаете за миром людей и знаете, никакого деления на Светлых и Темных не существует! Есть только правые и левые. Правые за власть, левые — против. А Темные и Светлые... это только обидные клички. Каждого из вас можно обозвать Темным, как и Светлым. Все зависит от точки зрения... А вот правый или левый — это да, это позиция! Хотя и она может меняться. С возрастом, конечно. Пока вы молодые, вы все левые, даже ультралевые... Давайте на этом разойдемся. Михаил со всей присущей ему гениальностью проведет тщательное внутреннее расследование и отыщет тщательно законспирированную группу подпольщиков, что решили подтолкнуть события... а Вельзевул проведет точно такое же у себя, выявляя тех, кто тайно общался со Свет... крайне правыми ангелами. Ультраправыми. И тогда мы все лучше исполним волю Создателя Нашего!
Плазменный свет с одной стороны и багровый с другой, исчезли, но я еще несколько минут не мог сдвинуться с места, дрожат не только коленки, еще и всего трясет.
Арбогастр с обеспокоенным видом подошел и обнюхал мое лицо, дохнул мирным теплом, Бобик прибежал в очередной раз и, увидев, что никому не нужные и такие неинтересные разговоры закончились, сел передо мной и требовательно гавкнул.
— Все-все, — сказал я послушно, — возвращаемся. Первый раунд переговоров закончился... Надеюсь, успешно.
Бобик тут же ринулся обратно в сторону города, арбогастр некоторое время шел осторожно, словно у меня на голове, как у Сиявуша, чаша с водой, и пролить ее ни за что нельзя, иначе гибель всему человечеству или, что еще хуже, нам троим.
Я напряженно прокручивал в черепе мысль, что вроде бы уговорил задуматься и выждать, но это только короткая передышка, даже не передышка, я всего лишь убедил не вовлекаться в конфликт массово с обеих сторон, иначе как раз и начнется ожидаемый Армагеддон.