Ричард Львиное Сердце

— Ты что болтаешь о том, чего не знаешь, громила?! — рявкнул он. — Рыцари бывают всякие, как всякие мастеровые, всякие крестьяне, всякие воины, даже, прости меня, Господи, говорят, всякие попы... Только если наш грешный мир, в котором льётся столько крови и творится столько зла, что-то и спасает ещё от геенны огненной, то это святая вера в Бога, молитвы праведников, а ещё рыцарская честь! И если среди рыцарей, как среди всех прочих людей, попадаются иной раз бесчестные грабители, то среди вас-то, разбойников, — все такие!

Если бы в продолжение всей этой сцены молодой странник мог рассуждать хладнокровно, он, скорее всего, действовал бы точно так же. Это, во-первых, задержало нападение, и над лесом показалась луна, а во-вторых, позволило Ксавье занять позицию за спиной своего господина. Мальчик сжимал в руке меч, и хотя эта рука чуть-чуть дрожала, юный оруженосец стоял твёрдо, готовый драться. О том, что разбойники могут передумать и отпустить путников с миром, мечтать не приходилось — при всей своей неопытности Эдгар не раз слыхал о лесных бродягах и очень хорошо знал, что никакой совести в них пробудить невозможно. Правда, именно в Англии некоторые бродячие жонглёры[20]

слагали и пели баллады о добром разбойнике по имени Робин Гуд, который будто бы грабил только богатых и помогал бедным, но верили этим сказкам только деревенские ребятишки да девчонки — народ отлично знал, что разбойники не бывают благородными, а обидой на знатных рыцарей и болтовнёй о справедливости прикрываются все головорезы.

Тем не менее, в душе Эдгар подивился пылкости собственных слов. И впрямь дух предка, носившего с ним одно имя, пробудился в юном самозванце — если он уже и не считал себя настоящим рыцарем, то, по крайней мере, чувствовал родство со всеми рыцарями на свете и готов был дать отпор хулителю рыцарства. Только вот разбойников было слишком много — человек пятнадцать, и драться путешественник умел, увы, не так славно, как его молочный брат Луи. Тот бы, верно, бросился в схватку с лесными головорезами, не задумываясь...

— Ах, ты ещё и грубишь, сэр рыцарь! — завопил в ответ на гневные слова путника предводитель разбойников. — А я-то подумывал, не оставить ли вас в живых, ощипав ваши пёрышки!.. Впрочем, могу и теперь ещё сжалиться если только вы оба сложите оружие, снимете одёжку и положите рядком с оружием... Штаны, так и быть, можете оставить — не резон мне, грубияну неумытому, любоваться на рыцарское достоинство! Только быстро, не то к утру волки оставят от вас только косточки... Видите, какой я добрый?

— Ты не добрый, ты просто трус! — расхохотался Эдгар. — Ты боишься моего топора, вот и пытаешься взять нас без драки. Небось понимаешь, что я трёх-четырёх из вас уж точно положу. Ну так не выйдет у тебя ничего: я знаю, что в живых вы никого не оставляете. Хотя, впрочем, если дадите уехать моему оруженосцу, я, может быть, и сложу оружие.

— Я не уеду! — закричал Ксавье, ещё плотнее прижимаясь спиной к спине кузнеца. — Я не уеду, нет!

— Ну, так пропадайте оба!

Разбойники посыпались с толстого ствола, размахивая мечами и топорами, причём один из них так ловко спрыгнул, что пролетел вперёд шагов на шесть и точно угодил под топор Эдгара. Кровь, хлынувшая на сапоги странника, впервые пролитая им человеческая кровь, так ошеломила юношу, что следующего удара он едва не пропустил, и подскочивший к нему разбойник успел опустить свой меч, однако природная быстрота спасла кузнеца. Он отшатнулся, и меч свистнул возле его виска, а в следующий миг он сшиб нападавшего кулаком левой руки, поскольку тот был слишком близко, чтобы можно было ударить топором. Потом он опять ударил, опять и опять, но уже не попадая по разбойникам — те, поняв, что он грозный противник, отступили и наседали с разных сторон, норовя кольнуть сбоку или сзади — однако Ксавье размахивал мечом будто сумасшедший, и к нему сложнее было подойти: он стоял почти вплотную к вывороченным корням дерева.

Предводитель разбойников меж тем вложил в рот три пальца и пронзительно засвистел. Из леса ответил такой же свист, и в чаще послышался глухой топот. Разбойников было ещё раза в два больше, и те, что дожидались товарищей, теперь спешили им на подмогу.

«Конец, наверное! — подумал Эдгар и поразился, как спокойна была эта мысль. — Интересно: конец, а начала-то не было... Святая Дева Мария, прости меня и вступись за мою грешную душу перед Создателем... Верно, я был не так уж и плох, а что зарубил этого головореза, так ведь в бою! Это же тоже бой... И до чего же жалко мальчишку Ксавье! Не мог отец дать мне с собою кого постарше...»