Ричард Львиное Сердце: Поющий король

— Нет, я не проголодалась, но устала немыслимо. Ты говорил, что хочешь во что-то особенное обрядить меня перед сном. Давай не будем дожидаться вечера!

Вскоре они уже стояли около постели друг против друга, не в силах друг другом налюбоваться.

— Что это, Ришар? — спрашивала Беренгария, ощупывая надетую на нее длинную сорочку из тонкой и ветхой льняной ткани, некогда белой, ныне — серой, но с сохранившимися разноцветными узорами на рукавах и груди, — Какая мягкая, приятная!

— Этот древний шемиз изготовлен руками той самой Тавифы, которую Святой Петр воскресил, поспешив в Яффу из Лидды, — отвечал Ричард. — Он сделан из настоящего виссона. Я приобрел его здесь у одного араба-христианина. Как ты прекрасна в этой древней одежде! И как мне хочется поскорее снять ее с тебя!

— Конечно, милый, лучше снять — ведь вещь такая ветхая, она порвется в твоих пылких объятиях…

Здесь, в Яффе, Ричард и Беренгария пережили новый мощный прилив любви. Словно и не было никогда ужасной ссоры в Акре. После славной победы при Арзуфе Ричард снова любил себя, а значит — и весь мир, в котором самым любимым существом была его ненаглядная Беренгария. Они подолгу уединялись в доме, стоящем на месте жилища Симона-кожевника, и никого не хотели видеть, лишь изредка позволяя себе позавтракать или пообедать в обществе короля Гюи, летописца Амбруаза, барона Меркадье и графов де Дрё, де Бетюна и де Летанга, или отправиться вместе с ними на прогулку — осматривать скалу Андромеды, плавать по морю в лодочке, посещать розарии Саронской долины. Зноя уже не было, хотя стояли жаркие безоблачные дни. Не приходилось так изнемогать от пекла, как месяц назад в Акре. Все были необычайно счастливы. Казалось, нет ничего слаще местных дынь, яблок, апельсинов, груш, гранатов, будто это и были те самые плоды — плоды арзуфской победы.

Однажды рано утром Беренгария разбудила мужа:

— Ришар! Ришар!

— Что случилось? Саладин?

— Нет… Прости, милый, что тормошу тебя. Со мною что-то странное. Я слышу скорнячий дух. Ведь здесь когда-то стоял дом кожевника, замачивались в щелочах кожи, это особый острый запах. Я чувствую его.

— Этого не может быть. Со времен Симона прошло одиннадцать веков, а кожи не обрабатывались здесь ими по меньшей мере с эпохи Бодуэна Первого, когда крестоносцы устроили в этом доме госпиталь.

— Какой же ты глупый, Ришар! Совсем не понимаешь. Я хочу сказать тебе, что снова беременна.

— А при чем тут тогда Симон-кожевник? Не понимаю!

— Уж не ревнуешь ли ты меня и к нему?

— Да нет же. Хотя…

— Ничего не «хотя»! Просто у меня сильно обострилось обоняние. Так бывает всегда, когда женщина зачнет. Нюх у нее становится столь острым, что она способна учуять даже давно исчезнувшие запахи.

— Здорово! Хотел бы и я забеременеть.

— Да ну тебя, Ришар! Спи, пожалуйста, дальше.

— А ты что будешь делать? Нюхать кожи и щелочи?

В тот день, когда Беренгария обнаружила в себе обостренное обоняние, в Яффу пришло сообщение о том, что Саладин уничтожил главную оставшуюся у него твердыню на палестинском побережье — мощный Аскалон. Стены крепости, которые способны были бы выдержать не одну осаду, по приказу султана были подкопаны и разрушены, а сам город и внутренние постройки крепости полностью истреблены огнем. Намеченное на начало октября наступление на Аскалон, пожалуй, теперь теряло смысл. Взятие разрушенной твердыни можно было, скажем, поручить маркграфу Конраду, который по прибытии в Святую Землю короля Гюи отправился в Тир, бросив: «Теперь есть кому защитить Сен-Жан-д’Акр и без меня».

В последнее воскресенье октября Ричард созвал новый военный совет в полувосстановленной цитадели Яффы и спросил, выскажется ли кто-нибудь за то, чтобы продолжать движение на юг. Таковых не оказалось. Иерусалимский король жаждал немедленного выступления на Иерусалим, большинство высказывалось за то, чтобы закончить хотя бы первичное восстановление Яффы и двинуть войска к желанной цели во второй половине октября, воспользовавшись благоприятной погодой, когда уже не жарко, но еще не холодно и не началась дождливая слякоть. Ричард соглашался с этим, тем более что ему и самому не хотелось прерывать свой второй медовый месяц с Беренгарией. А некоторые, включая герцога Бургундского, великого магистра тамплиеров Робера де Сабле и, как ни странно, графа Ролана де Дрё, и вовсе ратовали за то, чтобы перезимовать в уютной Яффе, отложив поход на Иерусалим до весны — скажем, до начала Великого поста, чтобы овладеть городом мечты к самой Пасхе Христовой.

— Мысль хорошая, — усмехнулся Ричард, — но сможем ли мы усидеть здесь? После победы под Арзуфом прошли три недели, и уже опять хочется вкусить победного нектара. Душа начинает подсыхать. Дух захватывает, как подумаешь, сколько Арзуфов ждет нас впереди!