Над ним расплывчатым пятном нависло счастливое лицо Марии. Слезы струились по ее щекам, а пара соленых капель упали Густаву на сорочку. Мысли перепутались, потолок завертелся с бешеной скоростью. Он успел захватить пропадающим слухом монотонный звук, издаваемый пульс-монитором, прежде чем упасть в лунное небо сквозь больничную кровать. Он с силой вдыхал в себя сладковатый воздух, падая спиной вниз. Черепица крыши, бетонный потолок, мрачный коридор, еще одно бетонное перекрытие, вновь темная полоса вытянутого помещения, вновь и вновь, и снова. Когда он приземлился на хрустнувшую под ним пирамиду угля, то вновь увидел перед собой черного привратника. Он протянул к Густаву свои руки и бесшумно шагнул навстречу. И вдруг обеими ногами прилип к полу. Он дергал конечностями и не мог сделать больше ни одного шага. Он скрючивался и распрямлялся, тянул к Густаву тонкие пальцы и раскрывал бездну рта. Глаза без всякого выражения были прикованы к старику, который никак не мог взять в толк, что произошло с тварью в этот миг. А еще Густав думал о возвращении к жизни, пусть и ненадолго. Да, он на мгновение вышел из комы! Он слышал голоса своих любимых! Он видел Марию! Он слышал остановку своего сердца… Теперь он должен покинуть и это место, как оставил позади себя реанимационную палату, как оставил это место Фред. Отчего же привратник медлит с расправой?
И тогда мерзкая тварь запрокинула назад свою голову. Ее трясло, тело извивалось змеей и ломалось из стороны в сторону. Клубы черного тумана, что исходили от него, стали светлеть. Внутри тела зажегся тусклый огонек. Сначала он был крохотный и розовый, похожий на слабый свет ламп на стенах. Но он начинал расти внутри привратника, раздуваясь все больше и больше. Он приобретал малиновый оттенок, затем лиловый и, наконец, фиолетовый. Раздался звук, как будто резко сдули резиновый шарик, только более громкий и четкий. Привратник опустил голову. Глаза его сияли аметистовыми пучинами, в которых могли в одночасье тонуть даже большие корабли. И тогда произошел всплеск энергии изнутри. Фиолетовый свет вырвался наружу, отбросив от себя клубы тумана, что сразу же стали исчезать в воздухе без остатка, как дым от сигареты. Густав в изумлении уставился на аметистовый искрящийся шар, зависший над уровнем пола. Этот сгусток чудесного света был похож на его светляка, который вырос до громадных размеров и в очередной раз сменил свой цвет. Только заместо трепещущих крыльев у этого сияния были волнующиеся искорки. Играясь ими, светляк словно приветствовал Густава.
Вокруг него все начало стираться. Исчезали вымазанные углем тележки, черные сыпучие пирамидки и паутины стальных труб. Затихал звук работы паровых котлов. Гас свет ламп. Гас до тех пор, пока пространство вокруг не превратилось в бескрайний черный космос с одной лишь единственной звездой, зависшей перед Густавом.
— Вот ты и дома, дорогой Абреннер, — проговорило сияние прекрасным женским голосом. — Твое новое путешествие закончилось. Признаюсь, мы по тебе очень скучали.
И Густав все понял. Он все вспомнил. Он вновь был звездой в небе, окончив еще один жизненный путь. Он с волнением оглядел себя. Он всегда волновался, когда возвращался домой. Боялся, что его искорки потускнеют, и свет его энергетической субстанции станет блеклым.
— Хорошо, что со мной все в порядке, — с умиротворением в голосе сказал он тихо, так, чтобы не разбудить другие звезды. Должно быть, было еще очень рано, и на небосводе были только они вдвоем. Абреннер и Альпа. — Ты спасла меня, Альпа.
— Сны людей бывают добрыми и злыми, Абреннер. Их называют кошмарами, и тебе это знакомо. Но они практически безвредны. Но когда в мир наших грез пытается проникнуть зло… Оно гораздо опаснее, понимаешь? Оно раскачивает чаши весов, нарушает их баланс. Приходит в наш звездный мир отвратительными черными звездами. Но им не место среди нас.
— Я знаю… — прошептал Абреннер и ласково дотронулся искорками до Альпы.
Мистер Кейбл затворил дверь за доктором в реанимационную палату под всхлипывания Марии и малышки Дороти. Они обе прижимались к груди умершего Густава и сотрясались от плача. Старик отправился в иной мир почти сразу же, как только вышел из двухдневной комы. Мистер Кейбл видел, как напряглось его тело. Как красочная книжка беззаботной Дороти упала с ее колен на пол и замерла листами на страничке со стихотворением про лошадок. Как зарыдала Мария, когда увидела ровную линию на приборе, а вслед за ней заплакала и Дороти. Тогда мистер Кейбл вскочил с больничной кушетки и рысью поспешил в коридор, чтобы позвать какого-нибудь врача.