Рифтеры (Сборник)

Одиночное эхо в белом шуме помех. Смутное пятно без деталей, неуместная бородавка на одном из круглых переходов, соединяющих модули «Атлантиды». Ближай­шая камера установлена на причальном кране в двадцати пяти метрах восточнее и выше. Кларк подключает ее: но­вое окно, открывшись, высвечивается зернистым зеленым светом. «Атлантида» вся в темных заплатах. Кое-что сияет, как всегда – верховые маячки, отводные отверстия, сиг­нальные огоньки на трубах озаряют темноту. Но местами свет погас. Там, где светили желто-зеленые лампы, теперь темные дыры и канавы, в глубине которых теплится си­нее мерцание, едва отличимое от черноты.

«Не работает», – говорят синие угольки. Или, точнее: «Рыбоголовым хода нет».

Шлюзы, ворота причального модуля... Никто уже не играет в «просто меры предосторожности»...

Она меняет наклон камеры, нацеливает ее точнее. Дает приближение: полумрак наплывает, превращаясь из раз­мытого далека в размытую близь. Сегодня плохая види­мость: либо рядом проснулись дымные гейзеры, либо «Атлантида» выбрасывает муть. Кларк различает лишь расплывчатый черный силуэт на зеленом фоне – до того знакомый, что она даже не понимает, по каким приме­там его опознала.

Лабин.

Он плавает в каких-то сантиметрах от обшивки, пода­ваясь то в одну сторону, то в другую. Возможно, пытается удержаться на месте, сопротивляясь хитрому сплетению течений – вот только нечего ему там делать. Нет там око­шек, через которые можно заглянуть внутрь, нет причин зависать именно у этого отрезка коридора.

Через несколько секунд он начинает перемещаться вдоль обшивки – но так медленно, что это насторажи­вает. Обычно его ласты движутся плавными, свободными гребками, а сейчас чуть подергиваются. Он движется не быстрей, чем сухопутник-пешеход.

За ее спиной кто-то достигает высшей точки. Ын вор­чит: «Была моя очередь».

Лени Кларк их почти не слышит.

«Ублюдок, – думает она, глядя, как Лабин скрывается в темноте. – Ублюдок. Взял и сделал!»

ВЕРБОВКА

Аликс не все понимает насчет «туземцев». По правде сказать, никто из корпов не понимает, но остальные от этого бессонницей не маются: чем больше рыбоголовых уберутся с дороги, тем лучше. Аликс, благослови ее душу, пришла в самую настоящую ярость. Для нее это все равно, что оставить дряхлую старушку умирать во льдах.

– Лекс, они сами так решают, – объяснила однаж­ды Кларк.

– Что решают – сойти с ума? Решают, пусть у них кости превратятся в кашу, так что, заведи их внутрь, даже и на ногах устоять не смогут?

– Они решают, – мягко повторила Кларк, – остаться на рифте, и считают, что цена не слишком высока.

– Почему? Что там такого хорошего? Что они там делают?

Кларк не стала рассказывать про галлюцинации.

– Думаю, свобода. И единение со всем, что тебя окру­жает. Это трудно объяснить...

Аликс фыркнула:

– Ты и сама не знаешь!

Отчасти это правда. Кларк, конечно, чувствовала при­тяжение открытого моря. Может, это побег, может, без­дна – просто самое лучшее убежище от ада жизни среди сухопутников. А может, и того проще. Может, это просто темная невесомость материнского лона, забытое чувство, что тебя питают и надежно защищают – то, что было, пока не начались схватки и все не пошло вразнос.

Все это ощущает каждый рифтер. Не все из них ас­симилируются – пока еще не все. Просто некоторые... более уязвимы. Склонны к зависимостям, в отличие от более компанейских напарников. Может, у отуземив- шихся в лобных долях слишком много серотонина или еще что. Обычно все сводится к чему-нибудь подобному. Алике всего этого, конечно, не объяснишь.

– Вы должны убрать кормушки, – сказала Аликс, – чтобы они хоть за едой заходили внутрь.

– Они скорее умрут с голоду или станут питаться червями и моллюсками. – Что тоже приведет к голодной смерти, если они раньше не умрут от отравления. – Да и зачем тянуть их внутрь, если они не хотят?

– Да затем, что это самоубийство! – заорала Аликс. – Господи, неужели тебе надо объяснять? Вот ты бы не ста­ла мешать мне покончить с собой?

– Смотря по обстоятельствам.

– В смысле?

– Действительно ли ты этого хочешь, или просто пы­таешься чего-то добиться.

– Я серьезно!

– Да, я вижу, – вздохнула Кларк. – Если бы ты в самом деле решила покончить с собой, я бы горевала и злилась, и мне бы страшно тебя недоставало. Но мешать я бы не стала.

Аликс была потрясена.

– Почему?

– Потому что это – твоя жизнь. Не моя.

Этого Аликс, как видно, не ожидала. Сверкнула гла­зами, явно не соглашаясь, но и не находя, что возразить.

– Ты когда-нибудь хотела умереть? – спросила ее Кларк. – Всерьез?

– Нет, но...

– А я – да.

Аликс замолчала.

– И, поверь мне, – продолжала Кларк, – не особо весело слушать, как толпа специалистов втолковывает, что «тебе есть для чего жить», и «дела не так плохи», и «через пять лет вы вспомните этот день и сами не поймете, как вы даже думать об этом могли». Понимаешь, они же ни черта не знают о моей жизни. Если я в чем и разбираюсь лучше всех на свете, так это в том, како­во быть мной. И, на мой взгляд, надо быть чертовски самоуверенным, чтобы решать за другого, стоит ли ему жить.