Середина июня на сорок четвертой параллели. Пятнадцать или двадцать минут после захода солнца, скажем, около пяти градусов планетарного вращения. Значит, высота затенения примерно тридцать три километра. Ракеты вошли в тень примерно за четыре или пять секунд до детонации, если верить свидетелю. Если взять семь километров в секунду, обычную скорость вхождения в плотные слои атмосферы, то реальная детонация произошла где-то на высоте пяти тысяч метров, а скорее всего, намного ниже.
Уэллетт говорила о взрыве в воздухе. Не об ударе, не об огненном шаре. О фейерверке. Так она сказала. И всегда в сумерках или после наступления темноты.
Солнце еще освещало восточную часть гряды, когда он прибыл к заднему входу заброшенной электростанции «Пенобскот Пауэре». «Вакита» и лазарет доктора еще недавно спасались в ее кишках; служебный туннель шел вдоль хребта огромного подземного пальца океана шириной в шестьдесят метров, а длиной в сотни раз больше, прорытого прямо в материковой породе. Когда его замышляли, то хотели создать копию лунного двигателя, который гонял прилив в заливе Фанди, но только в двухстах километрах от воды на суше. Теперь это была всего лишь огромная затопленная сливная труба, а также способ для скромной подлодки проскользнуть на берег незамеченной.
Ничего из этого, конечно же, не было заметно отсюда. Тут стоял опаленный забор из металлической сетки, висели покрытые сажей прямоугольники, когда-то вещавшие о «запретной зоне», и – в пятидесяти метрах по другую сторону, там, где скала поднималась из земли, – в стене утеса зияла пасть со сломанными зубами из арматуры и бетона. Одна створка ворот висела, поскрипывая от сухого ветра. Другая накренилась под углом, но все еще плотно сидела на петлях.
Лабин встал спиной к воротам. Поднял вверх руку, вспомнил, куда указывала доктор, и откорректировал угол.
Всего несколько градусов над горизонтом. Значит, Уэллетт видела объект либо далеко и высоко, либо, наоборот, низко и совсем рядом. Лабин припомнил, что атмосферные инверсии[98]
сильнее всего во время сумерек или после наступления темноты. Обычно их плотность не превышала нескольких сотен метров, и они действовали подобно одеялу, удерживая высвобожденные частицы вблизи от земли.Кен пошел на юг. То тут, то там все еще мерцали языки пламени, пожирая оставшиеся горючие материалы. Усиливался утренний бриз, дувший с берега. Он сулил понижение температуры и более чистый воздух, хотя повсюду еще носились облачка пепла. Лабин, откашлявшись, сплюнул белый сгусток мокроты и пошел дальше.
Доктор дала ему пояс для гранат. Маленькие аэрозольные снаряды при ходьбе колотили по бедрам. Ракетницу Кен держал в руке, рассеянно направлял на удобные цели: пни, сгоревшие кустарники и остатки заборов. Мишеней практически не осталось. Он представлял, что у оставшихся есть конечности и лица. Он представлял, как они кровоточат.
Конечно, свидетельница едва ли походила на живое GPS. Ее указания изобиловали ошибками; поправка на ветер была всего лишь еще одной незначительной погрешностью в череде более значимых. Но Лабин всегда подходил к делу систематически. Существовал веский шанс на то, что он находился в километре от координат звездопада. Кен несколько минут шел на восток, компенсируя влияние бриза. После этого зарядил ракетницу и выстрелил в небо.
Граната взлетела в воздух, как большое желтое яйцо, и взорвалась люминесцентным розовым облаком около двадцати метров в поперечнике.
Лабин наблюдал за тем, как оно рассеялось. Первые лохмотья полетели по ветру, облачко превратилось в овоид, из него тянулись изящные ленты цвета сахарной ваты. Спустя несколько секунд он начал рассеиваться по бокам, его частички стали инстинктивно вынюхивать воздух в поисках сокровища.
Против ветра они не шли. На такое надеяться слишком рано, особенно в начале игры.
Через сто метров он выстрелил следующую гранату, – эту по диагонали и против ветра; а третью – в ста метрах от первых двух – примерно замкнув равносторонний треугольник. Он шел, выписывая зигзаги по выжженному ландшафту, взбивая ногами пепел там, где еще день назад росли папоротники и кустарник, выбирая дорогу между бесчисленными утесами и трещинами. Однажды даже пришлось перепрыгнуть через выжженное русло, по дну которого все еще струился крошечный ручеек, питавшийся от какого-то таинственного источника там, куда еще не добрались огнеметы. Через примерно равные промежутки времени он отправлял вверх еще одно неказистое облако, наблюдал, как оно рассеивалось, и шел дальше.
Кен зарядил восьмую гранату, когда вдруг заметил, что седьмая повела себя как-то странно. После выстрела появилось круглое кучевое облачко, такое же, как и раньше. Однако оно быстро распалось на полосы и устремилось куда-то, словно подгоняемое ветром. И все было бы в порядке, если бы розовая вата потянулась вслед за бризом, а не против него.