Читаем Ригведа полностью

И еще один небольшой фрагмент "вещного" мира ведийских ариев заслуживает упоминания. Речь идет об игре в кости, с которой связаны такие великие игроки, удачливые или неудачливые, как безвестный игрок в РВ X, 34 ("Гимн игрока"), Наль из "Махабхараты", игрок-массажист, а позже буддийский монах из "Глиняной повозки" и многие другие. Три термина, относящихся к материально-вещной сфере игры, упоминаются в РВ - aksd- "игральная кость" (букв. - "глазастая", ср.

dksi- "глаз", ср. русск. очко), vibhidaka-
"орех Terminalia Bellerica Roxb." - эти орехи использовались в качестве игральных костей; в X, 34, 1 дрожащие на ветвях дерева от ветра орехи сравниваются с женскими серьгами), irina- "желобок", может быть, какая-то выемка, сосуд, служащие местом, куда падают подбрасываемые кости. Эти кости для игры принадлежат к миру вещей, но вместе с тем в процессе игры они действуют как жестокие и демонические, безжалостные и губительные силы, подчиняющие себе игрока, вырывающие его из семьи, отделяющие его от друзей и всего, что ему до сих пор было дорого. Эти силы действуют опьяняюще и втягивают человека в игру помимо его воли. «Дрожащие (орехи-серьги) огромного (дерева) опьяняют меня, рожденные ураганом, перекатывающиеся по желобку. Подобной напитку сомы с (горы) Муджават показалась мне бодрствующая (игральная кость) вибхидака /.../ Когда я решаю: "Я не буду с ними играть, отстану от уходящих товарищей", - то брошенные коричневые (орехи-кости) подают голос, и я спешу на свидание с ними, как любовница. // - В собрание идет игрок, расспрашивая (и) подбадривая себя: "Я выиграю!" (Но) игральные кости пресекают его страсть, они отдают противнику счастливые броски. // - Ведь игральные кости - крючковатые, колючие, порабощающие, мучающие, испепеляющие. Они дарят, как ребенок, победителей они поражают снова. Рвением игрока они обмазаны медом. // - Резвится стая этих (игральных костей) числом трижды пятьдесят, чьи запасы непреложны, как (законы) бога Савитара. Не склоняются они перед яростью даже могучего. Даже царь делает им поклон. //- Они катятся вниз, прыгают вверх, без рук они одолевают того, у кого есть руки. Неземные угли, брошенные в желобок, они сжигают сердце, хотя и холодные. // - "Не играй с костями, вспахивай ниву, наслаждайся имуществом"» /.../ // - "Заключите же дружбу! Помилуйте нас! Не привораживайте нас (так) сильно (своим) ужасным (колдовством)! Да уляжется ваша ярость и враждебность! Пусть другой будет в сетях коричневых!" - такими рисуются игральные кости и попавший в их власть игрок в гимне X, 34. О ритуальных корнях игры в кости (гадания) и о связи игры с космологическим устройством мира см. в другом месте
76. Разумеется, существовали и другие игры, в частности, детские, предполагавшие некие игральные "вещи", инструменты игры, но РВ о них ничего не сообщает, что вполне естественно: упоминание о них могло бы быть сделано лишь случайно.

То же может быть сказано и о некоторых других вещах и даже их классах, но все-таки эти лакуны едва ли могут быть названы случайными и с точки зрения "ведийского" сознания, для которого подлинно реально и бытийственно оправдано лишь то, что входит в основной священный текст всей эпохи; о реальности того, что не вошло в этот текст, можно говорить лишь в условном модусе, как о некоей мнимости, находящейся вне системы подлинных ценностей. Текст оказывается "сильнее" и подлиннее того, что представляется реальным сознанием современного человека. Меру реальности и подлинности задает сам текст, и нечто становится "вещью" с санкции текста: священный текст требует адекватной ему "вещи", которая не может не тяготеть к "заражению" священным.

Основной модус вещи, говоря словами Гейдеггера, в ее веществова-н и и. Вещь веществует или, иначе, то, что веществует есть вещь. "Вещество-вать" значит не просто быть вещью, являться ею, но становиться ею, приобретать статус вещи, отличаясь от вещеобразного нечто, к которому не применим предикат веществования. Но "веществовать" значит и оповещать о вещи, т.е. преодолевать ее вещность, превращаясь в знак вещи и, следовательно, становясь элементом уже совсем иного пространства - не материально-вещественного, но духовного. Слово отсылает к лежащей ниже его вещи, выхватывая ее как луч света из тьмы бессловесности, но то же самое слово уводит от вещи к находящейся выше его идее, тем самым спиритуализуя эту вещь. Оба эти полюса с особой рельефностью обозначены в тексте РВ, хотя инерция сознания иного типа, нежели ведийское, ставит многочисленные преграды на пути к узреванию этих полюсов и всей той ситуации, которая определяется ими.

О СОМЕ В РИГВЕДЕ (Т.Я. Елизаренкова)

Перейти на страницу:

Все книги серии Веды

Ригведа
Ригведа

Происхождение этого сборника и его дальнейшая история отразились в предании, которое приписывает большую часть десяти книг определенным древним жреческим родам, ведущим свое начало от семи мифических мудрецов, называвшихся Риши Rishi. Их имена приводит традиционный комментарий anukramani, иногда они мелькают в текстах самих гимнов. Так, вторая книга приписывается роду Гритсамада Gritsamada, третья - Вишвамитре Vicvamitra и его роду, четвертая - роду Вамадевы Vamadeva, пятая - Атри Atri и его потомкам Atreya, шестая роду Бхарадваджа Bharadvaja, седьмая - Bacиштхе Vasichtha с его родом, восьмая, в большей части, Канве Каnvа и его потомству. Книги 1-я, 9-я и 10-я приписываются различным авторам. Эти песни изустно передавались в жреческих родах от поколения к поколению, а впоследствии, в эпоху большого культурного и государственного развития, были собраны в один сборникОтсутствует большая часть примечаний, и, возможно, часть текста.

Автор Неизвестен -- Древневосточная литература

Древневосточная литература

Похожие книги

Шицзин
Шицзин

«Книга песен и гимнов» («Шицзин») является древнейшим поэтическим памятником китайского народа, оказавшим огромное влияние на развитие китайской классической поэзии.Полный перевод «Книги песен» на русский язык публикуется впервые. Поэтический перевод «Книги песен» сделан советским китаеведом А. А. Штукиным, посвятившим работе над памятником многие годы. А. А. Штукин стремился дать читателям научно обоснованный, текстуально точный художественный перевод. Переводчик критически подошел к китайской комментаторской традиции, окружившей «Книгу песен» многочисленными наслоениями философско-этического характера, а также подверг критическому анализу работу европейских исследователей и переводчиков этого памятника.Вместе с тем по состоянию здоровья переводчику не удалось полностью учесть последние работы китайских литературоведов — исследователей «Книги песен». В ряде случев А. А. Штукин придерживается традиционного комментаторского понимания текста, в то время как китайские литературоведы дают новые толкования тех или иных мест памятника.Поэтическая редакция текста «Книги песен» сделана А. Е. Адалис. Послесловие написано доктором филологических наук.Н. Т. Федоренко. Комментарий составлен А. А. Штукиным. Редакция комментария сделана В. А. Кривцовым.

Поэзия / Древневосточная литература