Теперь мне хотелось бы попытаться, как можно понятней разъяснить принцип вторичного кодирования. Числа, представлявшие собой зашифрованный полный текст радиограммы, записывались в виде групп из пяти чисел. При этом под каждой строкой я оставлял столько места, чтобы под ней записать цифры из „Статистического ежегодника“, а также результат суммирования обеих строк. Откуда появились цифры второго и третьего ряда? Цифры для второго ряда я брал со 193-й страницы „Статистического ежегодника Германского рейха“ за 1935 год. Цифры для второго ряда я брал с этой страницы справочника, причем начиная с седьмой строки пятого столбца. Для еще большей надежности мы никогда не брали первую цифру, а всегда начинали с последней цифры соответствующего столбца. После того, как числа из справочника были записаны под цифрами, получившимися в результате первичного кодирования, последние складывались с первыми, десятки при этом отбрасывались. Я записывал только оставшиеся единицы сумм – так получалась третья строка.
Теперь необходимо было сообщить Центру, с какого места в статистическом ежегоднике надо начинать брать цифры для расшифровки. Необходимость эта возникала оттого, что я всякий раз использовал новую страницу, и отсчет цифр начинал с другой строки или с другого столбца. Это сообщение кодировалось отдельно. Под цифрами четвертой „пятерки“ дважды закодированного текста я записывал номер страницы и цифры, обозначавшие строку и столбец. Под ними я, кроме того, записывал еще и третью с конца „пятерку“. Все это складывалось…»
Надо несколько раз прочитать, чтобы понять, как все это, собственно, делается. А Макс занимался этим на практике! Шифрование – невероятно трудоемкий процесс, но он оправдал себя. Их радиограммы перехватывали в нескольких государствах – и никто никогда не смог расшифровать ни единого слова. Сначала шифрованием занимался сам Зорге, а начиная с 1937 года – Макс. Привыкнув писать шифром, он мог закодировать до 500 «пятерок» в час.
Но ведь надо было еще и передать все эти радиограммы. Макс приехал в Японию, естественно, с пустыми руками – нечего было и думать пронести рацию через таможню. Однако советские радисты были обучены самостоятельно изготавливать аппаратуру, и достаточно быстро Макс собрал передатчик и опробовал его. Затем они с Анной сняли в шестидесяти километрах от Токио летний домик на берегу океана и радировали попеременно оттуда, из токийской квартиры, из квартир Штайна и Вукелича. Макс был радистом высочайшего класса. Однако жизнь в постоянном напряжении дала о себе знать – неожиданно не выдержало сердце.
«В 1940 году у меня начались тяжелые сердечные приступы, – вспоминал Макс. – Лечащий врач-немец прописал мне строгий постельный режим. Я без конца получал уколы. Так продолжалось около трех месяцев. Врач посоветовал мне перестать думать о делах фирмы. Но шифровки-то надо было по-прежнему передавать. Тогда я попросил сделать в мастерской моего предприятия нечто вроде подставки, под предлогом того, что с ее помощью я смогу читать в постели. На этой подставке я затем шифровал радиограммы. Как только я заканчивал эту работу, моя жена быстро собирала передатчик и устанавливала его на двух стульях возле кровати. Лежа в ней, я стучал ключом, стоявшим на одном из двух стульев. В эти дни Рихард приносил мне только самые срочные материалы.
Потом мне пришлось для окончательного выздоровления поехать в Хаоне, в горы. Оттуда я дважды в неделю приезжал в Токио, чтобы выходить на связь».
Юлиус Мадер вычленил несколько принципов работы радиста Макса Клаузена.
1. Для приемника и передатчика он покупал только такие радиодетали, количество и качество которых ни в чем не превосходили запросов рядового радиолюбителя. Это требовало особых конструктивных решений. Так, например, ключ он изготовил из деревянной формочки для масла. Даже попытка спросить в магазине телеграфный ключ немедленно привлекла бы внимание шпиков.
2. Чтобы максимально уменьшить размеры аппарата, он отказался от выпрямителей и работал с переменным током. Один из радиоспециалистов ГДР так прокомментировал качество этой рации: «Из-за переменного напряжения, подаваемого на анод, и ключа в цепи сетки передатчик должен был генерировать очень много высших гармоник. Звук, получавшийся в результате этого, по нынешним понятиям, был бы совершенно неприемлемым. Более низкую стабильность частоты передатчика, пожалуй, трудно себе представить». Однако маленькие размеры были важнее…
3. После каждого выхода в эфир передатчик разбирался до максимально возможных пределов. Благодаря этому его трудно было бы найти в случае неожиданной полицейской проверки, а кроме того, в таком состоянии передатчик в любой момент был готов к транспортировке. Клаузен хранил в различных местах и в различных квартирах заранее подготовленные шасси, на которых в считанные минуты можно было смонтировать недостающие детали, легко умещавшиеся в портфеле, и тем самым быстро подготовить передатчик к работе. Приемник был настолько малых размеров, что разбирать его не требовалось.