«Рим». Мир сериала

К. Жуков: Ну, а в домике у Брута… Прибегает Брут с трясущимися руками. Начинает мыть руки и, непрерывно заикаясь, рассказывает маме, как это было ужасно. Мама ему говорит: «Ты молодец!»

Д. Пучков: «Сенат надеется, что мы станем у власти. Народу нужна твердая рука. Ты готов к этому?»

К. Жуков: Киношная мама была не в курсе, что произошло сразу после убийства Цезаря. Какой там сенат? На что надеется? Половина сенаторов сразу же слиняла из города. Вторая половина засела по домам, ощетинившись пиками, мечами и луками… Мало ли что! И тоже готовилась слинять из города. Паника была жуткая. Я помню, нас спрашивали: «А чего цезарианцы сразу всех не порезали?» Цезарианцы не были единой сплоченной массой, готовой к тому, что Цезаря шлепнут. Было бы странно, если бы это было так. И они думали, что их всех будут резать, как во время сулланских проскрипций.

Д. Пучков: Моя любимая фраза: «Когда прошлый раз солдаты были в городе, дома можно было красить кровью».

К. Жуков: Там почти все, по крайней мере из старых сенаторов, еще помнили, что происходило при Сулле. Или знали по рассказам. А бывшие помпеянцы и рады бы кого-нибудь прирезать, но это сразу обесценит убийство Цезаря. Потому что это был, как они его называли, законный акт тираноборства. Но в этом деле имелось же еще третье действующее лицо – римская толпа. Она сыграла невероятную роль, которая на какой-то момент перевесила и действие заговорщиков, и действие цезарианцев. Все вынуждены были с ней считаться. Если толпа куда-нибудь пойдет, никакие преторианские когорты не помогут.

Ворен сидит над бездыханной Ниобой. Когда появляется сестра Ниобы, Лидия, вместе с дочками, он их всех проклинает именем богов подземного мира. И убегает страдать на улицы города.

Д. Пучков:

Где получит по репе.

К. Жуков: Да, чуть позже. В это время в доме у Атии… Здорово сделано запараллеливание, когда примерно одно и то же происходит везде, но на разном уровне достатка и культуры. В доме у Атии Октавия рассказывает своему брату Октавию: «Эта гадина Сервилия… Если бы я не сболтнула, все было бы в порядке». А умный Октавий говорит: «Пока не болтай, а то нас сочтут соучастниками». Тут врывается Антоний, тоже в шоке.

Д. Пучков: Тимон привел своих людей.

К. Жуков: Десять человек. В фильме правильно показано, что сторонники Цезаря готовились или слинять, или обороняться. Атия их всех разом олицетворяет. Тут же должен был появиться Марк Эмилий Лепид, если бы мы говорили об истории. Потому что он играл не меньшую роль, чем Антоний.

Д. Пучков: А здесь он как-то так…

К. Жуков: Да практически никак не фигурирует. Появляется, по-моему, два раза. И то в виде какого-то непонятного персонажа. Антоний клянется всех убить, говорит: «Меня, консула, гоняли, как животное, по форуму, пытались грохнуть…»

Д. Пучков: Ну, ярость не трудно представить.

К. Жуков:

Да. Но, в отличие от Брута, у него ничего не трясется. Видно, что военный. Он, наоборот, в решительном настроении прибежал домой.

Д. Пучков: Атия втирает свое: «Они всего лишь пособники Сервилии. Это ее рук дело. А я говорила Цезарю, что это случится». Марк Антоний орет: «Я еще помочусь на их трупы! Мне пришлось бежать и скрываться от этих червей!». Ужас.

К. Жуков: Потом у них был замечательный диалог. Атия спрашивает Марка Антония: «Что ты собираешься делать?» – «Я не знаю, что собираешься делать ты, а я поеду на север, соберу армию и всех убью». – «Ты не собираешься меня брать с собой?» И начала ему сверлить мозг чисто по-женски. Как можно в такой ответственный момент мужчине так сверлить мозг?! Его же только что чуть не шлепнули. Тут Антоний замечает, что сначала нужно забрать вдову Цезаря Кальпурнию: «Если мы сбежим без нее, подумают, что мы ее бросили, может получиться неловко».

Д. Пучков: «Как, говоришь, тебя зовут?» – «Тимон». – «Мы едем на север, твои люди будут защищать семью, пока я собираю своих людей». – «Это будет дорого стоить». – «А я и не ожидаю бескорыстия от еврея. Надо забрать Кальпурнию, так что поедем через Субуру».

К. Жуков: В этот момент ловкие нищие грабят Ворена, дав ему по башке. Ну, а Пулло под сенью смокв делает предложение своей бывшей рабыне Ирине: «Если не согласна, можешь сказать: “нет”. Не то чтобы я обрадуюсь, но и бить не буду». Ирина тут же соглашается.