Д. Пучков:
Нет, сперва Ворен продолжает страдать: «Я проклял собственных детей!» А Пулло его убеждает: «Не волнуйся, они вернутся. Ты же не совершил жертвоприношения?» – «Нет». – «Проклятье не закреплено. Когда вернутся, ты его снимешь, ничего страшного». – «А если не вернутся?» – «Куда они денутся?»И тут человек-газета: «Завтра в четвертом часу состоятся похороны Гая Юлия Цезаря. Согласно условиям перемирия, в духе единения и прощения надгробную речь произнесут претор Марк Юний Брут и консул Марк Антоний. Проститутки, актеры и нечистые торговцы на похороны не допускаются».
Сервилия пришла к Кальпурнии: «Я пришла почтить память твоего мужа». Ловко та ей в рожу наплевала.
К. Жуков:
Ворен продолжает страдать. Антоний собирается на похороны. Атия в черной тунике. Антоний валяется полуголый на постели…Д. Пучков:
Так рано еще.Тут обсуждают еще, что Ворен отправился домой посмотреть в глаза жене, а Цезарь пошел в сенат один и без защиты. Пулло говорит: «Сволочи! Одно не пойму, откуда они вообще узнали про Ниобу. Только мы с тобой знали правду». – «Я рассказал сестре, а она рассказала Сервилии». – «Неважно. Дело сделано, сожалениями не поможешь. Я прошу у тебя прощения». – «Конечно, нельзя ожидать от юноши вроде тебя… В общем, как ты и сказал, дело сделано. Никому не говори о том, что я тебе сказал. Дело не в том, что мне стыдно, хотя мне стыдно. Просто люди не поймут. Хочешь отомстить в свое время? Буду рад помочь».
И тут пробуждение Марка Антония. «Вставай! Забыл, какой день?» – «Какой? Не шути, я не в настроении». – «Успокойся, сегодня мой день». – «По-моему, я не драл женщин в траурном платье». – «И сегодня не будешь». – «Не встану, пока кого-нибудь не трахну». Марк Антоний – молодец, везде себя проявил. По-моему, он любимый герой у создателей сериала.
К. Жуков:
Антоний собирается на похороны, Брут собирается на похороны. Ворен и Пулло тоже собираются на похороны. Ниобу хоронят практически одновременно с Цезарем. Эпизод с Цезарем запараллелен с первым сезоном: он лежит на похоронной доске перед сожжением, уже запеленутый, и открывают ворота в Рим точно так же, как тогда, когда его выводили на триумф. Никакого нарочитого акцента, что специально так сделали, но узнается сразу. Кто внимательно смотрел сериал, заметит, что это один и тот же кадр буквально. Круто сделано. Цезаря сжигают. Самое главное, нам не показали, что в это время происходило – ни речи Брута, ни речь Марка Антония. Об этом потом рассказывают великолепные бандиты на «малине» у Эраста Фульмана.Д. Пучков:
Сначала Антоний с Брутом беседуют.К. Жуков:
Да. Антоний после похорон раскладывает за жизнь Бруту и всем этим…Д. Пучков:
«Чего это я там поставками зерна заниматься буду?»К. Жуков:
На самом деле сделано это исключительно для фильма. Я не зря сказал, что после похорон Цезаря ничего не показывают. И драматически это абсолютно верно. Если бы показали, что там происходило… Во-первых, подозреваю, что очень дорого было бы такую массовку снаряжать. А во-вторых, было бы не так интересно. Потому что после похорон Цезаря у заговорщиков вариантов не было никаких, им нужно было из города дергать. Хотя вроде бы соблюли все приличия, вроде бы никто никого не убивал. Но люди-то все помнили. И Бруту, и Кассию – всем пришлось линять из города. Ну а раз они уехали, город занял Марк Антоний. С тех пор началось его возвышение.Д. Пучков:
Тем не менее прилепили такие диалоги. Сервилия: «Не будь так самодоволен. Ты солгал, нарушил клятву, обозлил толпу. Любой актеришка мог бы сделать то же самое». Антоний: «Тебе повезло, что это сделал именно я… Не желаю оскорблять других или унижать тебя». Брут вскинулся было: маму оскорбили. «В общем, хочу, чтобы ты уехал. Ты езжай, а мама останется в городе в качестве гостьи». – «Хочешь сказать – заложницей?» – «Да как угодно!» – «На нашей стороне сенат и вся знать!» – «А на моей стороне разгневанная толпа, которая зажарит и сожрет вашу знать на пепелище сената!»Ну и тут на «малине»: «Там толпа народу, я полчаса пробивался вперед. Выходит Брут и говорит… Половины не понял». – «А потом?» – «Потом выходит Антоний, начинает говорить спокойно, вежливо, будто ему все равно. Я думаю, что за херня, лучше пойти выпить. А потом он берет тогу Цезаря, она вся в крови». Фульман: «Отвратительно. Никакого достоинства». – «Антоний с гордым видом вышагивает с тогой, кричит, какой хороший человек был Цезарь, как он его любил, какого великого человека мы потеряли. Толпа почти вся плачет. И что он делает? Берет окровавленную тогу и бросает в толпу. Бруту и остальным повезло, что ноги унесли». – «Позор! Никакого уважения». – «Люди разозлились». – «Это не оправдание. Это же похороны консула, надо проявить уважение, а не устраивать погромы и поджоги. Животные! Слушайте сюда. Если кто-нибудь из вас примет участие в этом позоре – на куски порву!» – «Мы соблюдаем приличия».
К. Жуков:
Сцена великолепная!