– Смею тебя заверить, дорогой дядя, все будет в порядке. Ты, смотрю, решил пропустить не только игры, но и торжественное пиршество жрецов после освящения храма.
– Там моя мать, ты знаешь, что мы не ладим с ней. Антония – верховная жрица.
– Давай сыграем в кости, дядя, – предложила Юния. – Мне уже так тоскливо, стоит представить ликующую от крови и азарта толпу в Большом цирке.
– Кажется, ты возымела страсть к запрещенной игре, поддавшись на уговоры одного молодого патриция. Я ненамного опередил его, когда он собирался войти за этот занавес. Кажется, он был сильно взволнован.
Догадавшись, кого имел в виду Клавдий, Юния вспыхнула.
– Кассий – мой добрый друг, – произнесла она, делая ударение на слове «друг». – Ты что, пришел читать мне мораль?
– Ну что ты, дочка. – Клавдий всплеснул руками в притворном испуге. – Разве ты станешь терпеливо выслушивать стариковские наставления? Ты исполняешь их только наполовину, да и то далеко не все. Стоит ли мне лишний раз разглагольствовать перед заткнутыми ушами?
Юния опять покраснела. Конечно же, Клавдий намекает на Макрона. И вот теперь каким-то образом его всевидящее око разглядело ее новую сердечную слабость. Она сердито сдвинула брови и промолчала.
– Я пришел к тебе с просьбой, моя императрица, – неожиданно произнес Клавдий. – Дозволь мне удалиться в Капую. Кальпурния уже заждалась меня, и я так скучаю по своей милой девочке. Не ровен час, твой супруг вознамерится окрутить меня новыми узами брака, чего я панически опасаюсь. К тому же Калигула решил снять с себя консульские полномочия, предложив это и мне.
Сглотнув подступивший к горлу комок, Клавдилла кивнула:
– Я понимаю тебя, дядя. Возвращайся! Я прикажу собрать для Кальпурнии подарки. Завтра утром их принесут в твои покои. Этот дворец чужой для тебя. Молодежь нынче не очень-то почитает старость. Я давно заметила, как сестры Гая насмехаются над тобой, и не смогла этому помешать. Обещай только, что будешь писать мне.
– Обещаю, дочка. – Клавдий склонил свою косматую голову и вышел.
«Даже не обнял меня на прощанье, – с горечью подумала Юния. – Все еще сердится из-за Макрона. Что ж, дядя, обещаю выполнить твой совет как можно быстрее». Могла ли она знать, что уже опоздала? Охваченная запоздалым раскаянием, она велела рабыне сказать Кассию, нетерпеливо мерившему шагами пол, что спит и принять его не сможет. «Пусть помучается в неизвестности». – И с этой злорадной мыслью Юния действительно уснула.
LXXIX
Теплый, солнечный месяц германик[24]
принес с собой хлеб и зрелища, которые так любимы римлянами. Ноны ознаменовали собой открытие Римских игр. Толпы празднично одетых квиритов без устали сновали меж Большим цирком, цирком Фламиния, Марсовым полем, различными стадионами, где проходили бега квадриг, схватки гладиаторов, состязания атлетов, тренировки, смотры войск. На форуме и прилегающих улицах милостивый и любимый всеми император каждый день устраивал бесплатные обеды для плебеев, раздачи хлеба и сестерциев.В день открытия Римских игр форум взбудоражила новость. Гай, объявлявший о начале празднеств, вдруг сообщил римскому народу, что поступил донос о покушении на его жизнь. Это вызвало возмущение. Но император известил с ростральной трибуны, что отныне и навсегда слух его закрыт для доносчиков и этот лживый донос он не примет, потому что никто в Риме не может его ненавидеть. С этими словами Калигула на мелкие клочки изорвал пергамент и бросил в толпу.
Паутина заговора Макрона и Друзиллы незаметно начала опутывать императора. Донос составила Друзилла и, конечно же, постаралась присутствовать при его получении. Именно ее коварному совету внял Гай, развеяв клочки доноса прилюдно на форуме. И сразу после этого события с легкой руки Юлия Лупа среди преторианцев поползли упорные слухи о роспуске лагеря. Луп клялся, что их за ненадобностью собираются расформировать по легионам на границах и оставить лишь две когорты во главе с Хереей для охраны дворца. Ведь император так любим римлянами, что ему нечего бояться заговоров и покушений, и не тому ли свидетельством стал отвергнутый и разорванный донос. Лишь из-за возражений Макрона Калигула пока колеблется и медлит. Но префект претория, и все это знают, уже не указ молодому императору, которым управляет жена. Эти слухи обрастали подробностями, и лагерь с каждым днем все более напоминал растревоженный улей.
Сады Саллюстия, несмотря на теплую погоду, были безлюдны. Утренним гуляниям римляне единодушно предпочли Римские игры. Но Друзилла знала, кого в этот час она сможет застать под сенью кипарисов.
Завернувшись в белоснежную паллу и изобразив грусть на красивом личике, она неторопливо шла вдоль пруда. Ручные лебеди плыли за ней, надеясь получить хлебных крошек, но молодая женщина совсем не обращала внимания на столь прекрасное сопровождение. Неожиданно впереди послышались мужские голоса; говоривших скрывали ветви огромной ивы, склонившиеся к самой воде. Друзилла остановилась и вслушалась, затем решительно отвела в сторону ветви и притворно вскрикнула:
– Ой, кажется, моя любимая скамья уже занята!