Подобные факты ясно показывают, что единение сердец не было совершенным. Многие одинаково страшились победы Верцингеторикса, как и его поражения. Национальная независимость не являлась единственным предметом забот; не хотели признать римского завоевания, но чувствовалось, что существовала опасность и помимо этого завоевания. Установление единовластия внутри страны ощущалось некоторыми, как порядок не менее ненавистный, чем иноземное господство, и умы глубоко волновались от беспокойства, что станется с Галлией на другой день после освобождения. Кружки и группы прервали междоусобия, чтобы бороться против внешнего врага, но под таким замирением продолжали жить разногласия, бушевали желания и опасения, горели страсти и злоба.
Верцингеторикс, царь и диктатор, был опутан всевозможными трудностями, которые обыкновенно осаждают монархов, возведенных во власть демократиею. С одной стороны, ему приходилось обуздывать казнями противников, с другой – он должен был противодействовать чрезмерным притязаниям сторонников. Подозрительный сам по отношению к соперникам, он вызывал подозрения в собственных адептах. Ta толпа, которая сделала его царем, при первой же неудаче обвинила в измене: «Его разбили, – так говорилось в толпе, – потому что он вступил в соглашение с Цезарем; он стремился только к царской власти и, конечно, предпочитает владеть ею по воле Цезаря, чем по желанию своих единоплеменников»[233]
. Подобные речи показывают, до какой степени продолжительные раздоры галлов помутили сознание в их умах. При таком общем настроении невозможно было одержать победу. Верцингеториксу не хватало того, что составляет необходимое условие торжества в великих войнах: он не стоял во главе нации, свободной от внутреннего разделения. Несогласия и разобщение, которые существуют в обществе, всегда так или иначе отражаются и в войске. В душе каждого воина они воплощаются в виде нерешительности, непокорности, сомнений, недоверия, a все это парализует мужество или делает его бесполезным. Верцингеторикс оказался, правда, в силах собрать многочисленное ополчение; но каковы бы ни были его энергия, искусство, личные качества, ему, по-видимому, не удалось придать своему войску порядок и сплоченность, какие были необходимы для действий против римских легионов. В то время как римская армия повиновалась Цезарю всегда без ропота и никогда не сомневалась в нем; в то время как его солдаты, не ограничиваясь стойкостью в бою, умели выполнять громадные военные работы и переносить голод, причем «никогда не раздавалось из их уст ни одного слова, которое было бы недостойно величия римского народа»[234], – правитель Галлии принужден был постоянно ободрять своих воинов речами, он должен был отдавать им отчет в своих действиях и с трудом доказывать им, что он их не предает врагу[235]. Легионы Цезаря обнаружили в продолжение своих восьмилетних походов в Галлии, «чего могла достигнуть дисциплина Римского государства»[236]; большие же галльские ополчения показали, как мало значат самые блестящие качества вождя и отдельных воинов для спасения страны, в которой утеряна социальная и военная дисциплина. Если бы количество людей и их боевая храбрость определяли победу, Верцингеторикс восторжествовал бы над римлянами. Побежденный, он пал, как сильный духом человек[237].С его гибелью Галлия утратила то немногое единение, какое он был в силах в нее вдохнуть; по местам продержалось еще один год частное сопротивление, потом весь край приведен был к покорности[238]
.Несколько месяцев спустя завоеватель покинул Галлию, уводя с собою свою армию[239]
. Галлия не двинулась для своего освобождения[240]. Она вооружала людей, но для пополнения армии Цезаря. Она служила в рядах войск ее победителя в Гражданской войне. В начале последней Цицерон писал: «Цезарь очень силен галльскими вспомогательными отрядами; галлы обещают ему 10 000 пехотинцев и 6000 всадников, которых будут содержать на свой счет в продолжение десяти лет»[241]. Цезарь сам, перечисляя своих римских воинов, прибавляет, что «у него было столько же галлов; он навербовал их, выбирая лучшую часть вооруженного населения каждого народца»[242]. Когда он был в Испании, к нему опять прибыло подкрепление из 6000 галлов[243]. Он составил целый легион исключительно из галлов: последний получил названиеГлава седьмая
О первых последствиях римского завоевания
Римляне не обратили побежденных в рабство, и галлы сохранили гражданскую свободу[246]
. Римляне не отобрали y них также земель. Были произведены, без всякого сомнения, частичные конфискации; Цезарь не пропустил, конечно, случая обогатиться сам и обогатить тех, кто ему служил, на счет завоеванных[247]; но не было совершено общей сполиации.