Ринго Старр

Несколькими месяцами ранее, в лос–анджелесском Forum, Ринго не мог удержаться от того, чтобы появиться с букетом и поздравить Маккартни, когда «Wings» выходили «на бис», чтобы представить Денни Лейна — не «обычного» Пола — после того, как он «пришел на концерт как самый обычный слушатель». Шутки шутками, однако после нескольких таких намеренных «выходов» — в столичном Roxy Theater на концерте Боба Марли и его «The Wallers»

и в Den Haag с Вини Пончей на «The Hollies», — а потом еще и непринужденно поболтав с их Аланом Кларком, Ринго «понял, что тоже этого хочу. Я бы хотел выйти на сцену с цирком — не со слонами, конечно, но все–таки с цирком. Вроде как Дилан [Rolling Thunder] или Харрисон [Bangladesh]». Год спустя он захлебывался от восторга:

«Это будет вроде шоу с номерами, не так, как Пол и «Wings», а как Ринго и другие артисты. Более театрализованное действо».

Имея в своем распоряжении такие новинки технического прогресса, как графические эквалайзеры, программируемые пульты управления и электронные барабаны (для борьбы против «неуправляемых» акустических), Ринго не был единственным, кто считал, что гастролировать с группой здорово хотя бы потому, что это вызывало воспоминания о той ужасной варварской эпохе, когда голосовой баланс можно было настраивать, просто–напросто подходя или отходя от микрофона. Возглавляя так называемое «возрождение Модов», «The Who» —

с Кении Джонсом на барабанах — снова колесили по миру, а вскоре к ним присоединились застенчивый Стив Уинвуд, обанкротившийся Гэри Глиттер и многие другие, кто прозябал в безвестности, где единственным напоминанием о славных битвах на холмах Нью–Йорка, Лондона и Голливуда были ряды золотых дисков вдоль балюстрадных лестничных пролетов.

На горизонте уже маячили смутные очертания восьмидесятых — душа Ринго, возможно, изо всех сил рвалась повторить подвиг своих собратьев, однако ему явно недоставало финансовой мотивации. Его вполне устраивало участвовать в разовых шоу вроде телемарафонов «The Last Waltz» или «Labour Day» (средства от которых шли на развитие медицинских исследований), время от времени делая вылазки из Лас–Вегаса, где, по просьбе своей подруги (и по совместительству личного агента) он играл на барабанах в «Twist and Shout», «Jumpin' Jack Flash» и — совсем кстати — «Money» в звездной команде под названием «Superjam».

Вовсе не с благотворительной целью он подарил Джулиану Леннону на девятнадцатилетие белую лошадку; свой подарок он вручил восходящей поп–звезде в окружении приживал и франтов в одном из лондонских клубов в Спрингфеллоу. Все, что ему нужно было делать для напыщенных организаторов подобных вечеринок, — это просто приходить на них. Запоздавшие глэм–рокеры «Queen» начали 1976 год с «Bohemian Rhapsody», которая стала хитом Номер Один, в честь чего EMI устроила грандиозное празднество в Cunard Hotel. На вечеринке собралась вся поп–элита Великобритании семидесятых: Боуи, Род Стюарт, Брайан Ферри — которые потягивали бесплатные коктейли, яркие, как расплавленные цветные карандаши, когда толпу в триста гостей облетела весть, что приехал Ринго Старр. Появился битл — воплощение юношеских надежд и подросткового эскапизма молодого поколения звезд и их многочисленной свиты, которые роились вокруг Ринго, как пчелы вокруг банки с медом.

Толпа почитателей совершенно проигнорировала Линей де Пол, которая пришла с Ринго; Старр в шутку подарил ей удочку, так как она всегда старалась «поймать» комплименты. Некоторые из них были вполне заслуженными — хотя ее пятилетнее пребывание в чартах должно было вот–вот закончиться дебютом в номинации British Song For Europe,

главным для Линей была не артистическая карьера, а ее композиторская деятельность. 1972 год стал для нее звездным — Линей спела «Sugar Me», которая сразу же попала в Top Five, а ее «Storm in the Teacup» в исполнении «The Fortunes» некоторое время красовалась в американском Hot 100.