Рис

У Лун задрал голову. Небо уже было пепельно-синим. Слои кучевых облаков заслоняли всходившее солнце, чей свет, прорываясь сквозь их плотный строй, испещрял небосклон темно-красными струпьями ссадин. На северо-западе, как заплутавшая птица, металась белесая точка воздушного змея.

– Как будет угодно, – ответил У Лун голоском, показавшимся странным ему саму: от избытка приложенных сил в горло впились иголки.

 – Если уже пожалели, – на обращенном к владельцу лабаза лице возлежала печать безразличия, – так и скажите, что шутка. Не стану сердиться.

– Жалею, что как народилась, в дерьме её не утопил.

Хозяин зайдясь в сильном кашле, направился в спальню, стуча кулаком по груди, но, ступив на ступени, опять повернулся к У Лун’у:

– Свезло, голодранец. Немало урвал задарма.

Едва за согбенной спиной старика опустилась дверная, в синюшных цветах занавеска, У Лун’а пробрал леденящий озноб. Он почувствовал, утро несет в себе некие чары: и дух и всё тело его погружались в страну неестественных грез. В этом странном падении сердце У Лун’а, его как всегда налитая елда издавали истошные, невыносимые слуху стенанья. Таинственным образом вяли и вновь распускались цветы на колеблемой ветром дверной занавеске. Но это не сон. У Лун перебрал в голове все подробности зимнего утра. Лабаз и его обитатели, вам суждено изменить мою жизнь? Но почему, вопреки ожиданиям, именно вам выпал жребий её изменить?

Две ночи подряд были о

тперты ставни в покоях Чжи Юнь, но У Лун и не думал являться. Утратив последние крохи терпенья, Чжи Юнь поутру затолкала У Лун’а на кухню, захлопнула дверь, заперла на щеколду и тут же влепила ему оплеуху:

– Ну, мразь: поимел задарма и носище задрал? Над мамулей решил посмеяться?!

Прикрывшись руками, притиснутый к чану У Лун кривил губы в настолько глумливой усмешке – гримаса У Лун’у нисколько не свойственная – что Чжи Юнь в замешательстве переводила глаза с его злого лица на свою же ладонь.

– Ты женою мне станешь, дешевка, – У Лун безучастно постукивал пальцем по чану, рождая в нем гулкое эхо. – Зачем мне в постель торопиться? И так скоро будешь моя с потрохами. Уж я потерплю.

Сплюнув на

пол, Чжи Юнь рассмеялась:

– Ты бредишь? Что, бабу три дня не валял и уже головой повредился?

– Не веришь, папашу с сестрой поспрошай: эт’ они нас сосватали, – крепко сжав плечи Чжи Юнь, он нагнул ее к чану с соленьями, сунув лицом почти в самый рассол. – Там твое отражение, драная тапка. До дырок протертая. Не за меня, за кого еще...

Взвизгнув, Чжи Юнь неожиданно выскользнула из железного обруча стиснутых рук и, подняв, как от холода, плечи, со страхом взглянула У Лун’у в глаза.

– Теперь верю, – мгновенье спустя процедила она. – Верю в то, что они на такое способны. А ты?

Усмехнувшись, Чжи Юнь взялась ногтем скрести бороденку У Лун’а:

 – Ты взять меня хочешь? – в ее помутневших зрачках разгоралось былое сиянье.

У Лу

н, опустив вниз глаза, отрешённо разглядывал крашеный ноготь:

– Хочу. Я любую взять в жены хочу. Хоть бы суку собачью.

– А не пожалеешь потом? Ты ведь точно потом пожалеешь.

– Плевать мне, что будет потом,– сдвинув брови, У Лун отстранил ее палец. – Узнай у отца, когда свадьба назначена. Раз я вхожу в дом жены – ни шутих, ни носилок не надобно. Но обязательно – сотня кувшинов с вином: я же знаю обычай. В селении Кленов и Ив тех, кто входит в семейство жены, презирают. Такой перед всеми обязан кувшин осушить.

– Это ж надо, – забила в ладоши Чжи Юнь. – А зачем?

– Доказать, что он справный мужик.

– Ты на свадьбе собрался кувшин осушить? – Чжи Юнь глупо хихикнула. – Как интересно. Я очень люблю посмотреть, как мужик до потери ума напивается.

– Я пить не буду, вина не люблю: от него в дурака превращаешься, всякий надует.

У Лун, призадумавшись, вдруг загудел хриплым басом:

– Расчет их понятен: не я на тебе, а лабаз на мне женится. Псина нужна за добром присмотреть. Деревенский здоровый кобель.

С гримасой насмешливой и отстраненной У Лу

н оглядел беспорядок, царящий на сумрачной кухне, и вдруг, повернувшись спиною к Чжи Юнь стал мочиться в рассол. «Буль-буль-буль». Онемев, та раскрыла глаза, и когда, наконец, ухватившись за пояс, смогла оттащить его прочь, дело было уже не поправить.

– Рехнулся? – залившись румянцем, Чжи Юнь пару раз отхлестала его по лицу. – Как мы есть теперь будем?

– У вашей семьи слабый женственный дух: ей зело нужен сильный мужской, – как ни в чем не бывало, У Лун подтянул вверх штаны. – Мне провидец давно нагадал, что моя вам потребна моча, мое семя...

– Вредитель ты долбаный. Я-то закрою глаза. А они твою выходку так не оставят.

– Они не узнают, – У Лун отодвинул щеколду. – И ты не пойдешь доносить: я твой будущий муж.

Чжи Юнь наклонилась над чаном. В зерцале рассола слегка колыхалось ее отражение с темными пятнами на месте глаз и бровей. Чжи Юнь сморщила нос. Пусть и пахнет как прежде, любимая снедь пропиталась мочою У Лун’а. Чжи Юнь не могла уяснить себе смысла дурацкой проделки. Похоже, в тот день он действительно был не в себе. Не иначе, как ум его, так полагала Чжи Юнь, помутился от счастья.