Ришелье

Заключенные заказывали себе пищу у трактирщика, принимали посетителей, могли ругать кардинала и даже составлять заговоры. Рец, например, уединялся с Краалем. Ришелье, вероятно, об этом кое-что знал. Его полиция работала хорошо. Он знал все. Но если можно было без особых мучений жить в Бастилии, там можно было также и умереть: таков случай бедного Ланглуа де Франкана († 1627), впавшего в немилость памфлетиста.

В Венсеннском замке умирали гораздо чаще: в 1626 году — маршал д’Орнано; в 1629-м — великий приор Вандомский; в 1635-м — герцог Пюилоран. Вопреки легенде эти важные узники не были отравлены, просто в камерах были очень нездоровые условия. Аббат Сен-Сиран, заключенный в замок в 1638 году, не был переведен в более пригодную для жизни камеру и также умер.

Воспоминание о государственных узниках тянет за собой очередной вопрос о взаимном влиянии и ответственности короля и кардинала, кардинала и короля. Были ведь и королевские узники, осужденные (и ожидавшие помилования) или сосланные, но в глазах современников все они были жертвами ужасного Ришелье. На самом деле король был защищен своим божественным правом. И осужденные, и сосланные — все узники должны были бы винить в этом короля. Однако король был сувереном. Его не так-то легко было разжалобить. У него хватало других забот, и он доверял в этом кардиналу-министру — удобное решение, поскольку его называли Людовиком Справедливым.

ОБОЮДНАЯ СУРОВОСТЬ

Гораздо лучше заставить себя бояться, чем любить.

Макиавелли

Я заставляю отбывать наказание перед тем, как вознаградить.

Ришелье

Я дарую своим подданным справедливость.

Людовик XIII

Невозможно быть справедливым, если не являешься человечным.

Вовенарг

По странной сентиментальности наше время представляет политический тандем Людовик XIII — Ришелье в образе некоей двуединой суровости, иногда граничащей с крайней жестокостью. При подобном представлении забываются три факта: 1) тридцать шесть лет религиозных войн (1552–1598); 2) число заговоров, подавленных при Генрихе IV; 3) последствия двух предыдущих пунктов. Действительно, при Людовике XIII мы наблюдаем новые религиозные войны и новые заговоры. Что следует делать правителю, столкнувшемуся с сепаратистами, насильниками, заговорщиками? Почему формулировка Макиавелли «Гораздо лучше заставить себя бояться, чем любить» — фраза до странности банальная, изобличает макиавеллиевского злодея? Ришелье, несомненно, знал это высказывание; король, вероятно, нет; но оба воплощали его на практике, не считая, что грешат перед Божескими законами или законами природы. Следовательно, нет смысла переоценивать суровость, царившую во Франции эпохи барокко. Стоит измерить персональную суровость короля и кардинала-министра и попытаться оценить с помощью нескольких известных примеров меру ответственности каждого.

Первым принимаемым в расчет элементом является монархия как данность — древняя, почтенная, боготворимая, неоспоримая. Во Франции никогда не было двоевластия или дуумвирата. Невозможно поставить в один ряд суверена и его подданного. Решает только король, абсолютный монарх. Только король может миловать — такова королевская прерогатива. Когда правитель управляет своим государством, как истинный наместник Божий, его суждения считаются вытекающими из божественного права; он едва ли может ошибиться. Если его решения представляются верными, остается лишь «позволить свершиться королевскому правосудию». Если его решения кажутся несправедливыми, это не его ошибка — вероятно, кто-то другой подал ему плохой совет, — и тогда люди восклицают: «Ах, если бы король знал!»

В данном случае дурным советчиком имел все шансы стать Арман дю Плесси, Его Высокопреосвященство кардинал Ришелье. По этой причине наш герой никогда не прекращал исполнять роль защитного экрана, щита. Он должен был хранить репутацию короля, к которому относился по-отечески. Если действующий монарх является «первым слугой государства», то главный министр должен постоянно исполнять роль второго слуги. Монархия не является ни диктатурой, ни исключительной властью.

Король был не абстракцией, а воплощением своего королевства. Даже его слабости и ошибки подтверждают этот постулат. Людовик XIII в данном случае был человеком из плоти и крови. Он отнюдь не был добряком. Бальзак и Сен-Симон лгут по его поводу, как истинные льстецы. В «Государе» Ге де Бальзак пишет: «Его мягкость часто корректировалась суровостью бремени, которое он нес». Сен-Симон, упоминая убийство Кончини, написал без смеха, что этот неверный фаворит был «убит вопреки самым точным и неоднократным запретам Людовика XIII».

ВЫСОКОПОСТАВЛЕННЫЕ УЗНИКИ

1626