Ришелье

После этого оскорблённый де Фонтрай стал смертельным врагом кардинала, превратившись в энергичного и инициативного участника заговора. В частности, именно он, переодетый монахом-капуцином, ездил в Мадрид для встречи с главой испанского правительства Гаспаром де Гузманом, графом Оливаресом. Этот человек, которого все называли "испанским Ришелье", долго тянул с подписанием бумаг и решился лишь после того, как узнал, что кардинал вместе с Людовиком XIII двинулся во главе сильной армии на юг, чтобы перенести военные действия на территорию Каталонии.

По-видимому, заговорщики не сумели сохранить свои замыслы в тайне. По крайней мере Луиза де Гонзаг-Невер, непримиримая противница кардинала де Ришелье и в недалёком прошлом любовница Гастона Орлеанского, писала де Сен-Мару, что о "его деле" много болтают в Париже. Молодой маркиз и в самом деле был окружён шпионами кардинала, и последнему было прекрасно известно о том, что заговорщики решили осуществить очередное покушение на него. Более того, кардинал даже получил от своих агентов копию соглашения, заключённого заговорщиками с Испанией, и настоял на аресте виновников.

Виконт де Фонтрай первым смекнул, что игра проиграна, и бежал за границу.

В романе Альфреда де Виньи о Сен-Маре утверждается, что тот решил умереть, узнав, что Луиза де Гонзаг-Невер обручилась с королём Польши Владиславом IV Ваза. Что он якобы отказался возглавить многотысячное войско, собранное заговорщиками, и сам благородно отдал свою шпагу Людовику XIII.

Действительность была много проще. Обручение Луизы де Гонзаг-Невер произошло в 1646 году, то есть уже после ареста де Сен-Мара. А тот не только не вручил шпагу королю, а ещё до подписания приказа об аресте пытался бежать. Его нашли скрывавшимся в бедной лачуге на одной из столичных окраин: городские ворота были закрыты, и беглец просто не имел возможности покинуть Париж.

После ареста первым, как обычно, предал своих сообщников Гастон Орлеанский. Он выдал всех просто за то, чтобы его избавили от утомительных очных ставок и допросов. Так же поступил вскоре и герцог Буйонский. Взамен они оба получили помилование.

Граф Суассонский, активно сотрудничавший с герцогом Буйонским, в июле 1641 года нал от руки неизвестного убийцы. Смерть его была какая-то странная, ведь он был окружён верными людьми. Некоторые даже утверждают, будто бы граф случайно застрелился сам, поднимая дулом пистолета забрало своего шлема. Якобы у него была такая привычка, и его не раз предупреждали, что это может быть опасно… В любом случае нуля, сразившая этого принца крови, нанесла смертельный удар по заговору.

Историк Антуан Жэ в связи с этим пишет:

"Победа открывала графу Суассонскому дорогу на Париж и давала ему возможность свергнуть Ришелье. Смерть этого принца была необходима министру, и почему бы не подумать, что именно он всё это и организовал?"

А вот несчастный маркиз де Сен-Мар 12 сентября 1642 года взошёл на эшафот. Ему было тогда всего двадцать два года.

Главным сподвижником де Сен-Мара в задуманном им предприятии по устранению "тирана-кардинала" был его лучший друг тридцатипятилетний Франсуа-Огюст де Ту, у которого тоже были свои сугубо личные мотивы для ненависти к Ришелье. Этот человек был обезглавлен в тот же день[27].

Говорят, что, уже стоя перед палачом, господин де Ту спросил маркиза де Сен-Мара:

— Кто же из нас умрёт первым?

— Будет так, как вы сочтёте нужным, — последовал ответ.

И тут отец Малавалетт, исповедник де Сен-Мара, спросил, указав на господина де Ту:

— Вы — старший?

— Да, — ответил тот, а потом продолжил, обратившись к де Сен-Мару: — Но вы отважнее меня, так, может быть, вы и покажете мне путь к славе?

— Увы, я открыл вам путь в бездну, — вздохнул де Сен-Мар, — и я пойду первым.

По свидетельствам очевидцев, палач был настолько стар и неловок, что ему потребовалось двенадцать ударов, чтобы отрубить голову несчастного де Сен-Мара. Народ, наблюдавший за казнью, рыдал…

Часть пятая

КОНЕЦ

А тем временем состояние здоровья кардинала и главного министра королевства резко ухудшилось, и он принял решение продиктовать завещание. В нём он просил похоронить его в новой, отстроенной по его распоряжению церкви Сорбонны. Практически все свои наличные средства[28] он завещал герцогине д’Эгийон (своей любимой племяннице Марии-Мадлен де Комбале). Герцогство и титул де Ришелье он решил передать своему внучатому племяннику Арману-Жану де Виньеро, внуку своей сестры Франсуазы. Он также подтвердил передачу принадлежащего ему кардинальского дворца в дар Людовику XIII. Всего завещание кардинала де Ришелье, соответствующим образом заверенное, составило шестнадцать с половиной страниц.

Осенью 1642 года он посетил лечебные воды в Бурбон-Ланси, и там, будучи уже совсем немощным от мучившей его болезни, он до последнего вздоха по нескольку часов в день диктовал секретарям всевозможные дипломатические наставления, распоряжения губернаторам провинций и даже приказы по армиям.

28 ноября наступило резкое ухудшение. В те дни кардинал признался в одном из писем: