Ритка

Во втором отделении на сцену вышла певица, еще совсем юная, но рослая, с темными, неровно обкромсанными волосами. Будто они у нее еще только начали отрастать после болезни. Короткая юбка, кофточка на манер деревенской косоворотки. Было не понять, чего в певице больше — мужского или женского. И голос у нее был низкий, с хрипотцой.

— Ну и лошадь! — проворчал Андрей. — Гибрид какой-то!

Песни певица исполняла все незнакомые. Ни одну из них Ритка не знала и не смогла запомнить. Но зал слушал и аплодировал благодарно. Хлопала и Ритка. А у Андрея хлопки получались такие громкие, что оглушали. Ритка пугалась каждый раз.

Она боялась, что Андрей спросит, понравился ли ей концерт. Он сказал только, поднимаясь:

— Ну вот и убили вечер!

Андрей стоял в очереди у вешалки, а она отошла к стене, зная, что привлекает к себе внимание, гордая этим, и старалась запомнить и публику, и красные бархатные дорожки, и зеркала. Сделала усилие, чтобы запомнить. Все было как во сне. Будто она видела себя со стороны. И все же она немного отдохнула, отвлеклась во время концерта от своих мыслей.

Когда вышли, ветер зло метнулся под ноги, обжег сквозь чулки. Андрей заметил, как она поежилась.

— Надо было надеть сапоги, а туфли взяла бы с собой в сумку.

Ритка промолчала. Не объяснять же было Андрею, что сумки у нее никакой, даже самой завалящей, нет. А Андрей поднес к глазам руку со светящимся циферблатом на запястье.

Время-то еще совсем детское. Начало одиннадцатого только. А завтра выходной… Знаешь что? А не закатиться ли нам в «берлогу»? Валерка со своей Аидой уже, наверное, там.

Ритка хотела напомнить Андрею про ту девушку Валерки, которую Андрей как-то упомянул. Что учится в вечернем техникуме. Нет ее, такой девушки. У Валерки есть только Аида. А про ту Андрей выдумал. Андрей вообще легко и часто говорит неправду Ритка уже приметила за ним это и каждый раз огорчалась. Не любила она неправды, даже в мелочах.

И теперь отозвалась не сразу. В «берлогу»? Опять карты, бутылки?.. Пусть концерт был не очень-то и все же… Портить такой вечер! Да и когда она вернется тогда домой?

— Ну, а куда тогда? — Андрей уже не скрывал своей досады. До вашего подъезда? И не надоело тебе?

— Надоело, призналась Ритка. Посидеть бы где-нибудь в тепле, поговорить. Или даже помолчать вдвоем. — Поехали. В «берлогу».

И высказала свое удивление, чтобы окончательно рассеять недовольство Андрея:

— Смотри, как все быстро разошлись! Будто растаяли. Весь народ.

— Всегда так, — Андрей подобрел и обнял ее за талию. Пошли навстречу ветру. — Торопятся же все. Чтобы успеть на автобус, трамвай.

Им повезло: едва подошли к остановке — тут и нужная им «тройка». Даже ноги у Ритки не успели окоченеть.

Через щели в ставнях «берлоги» не пробивался свет и ключ был на месте — под половицей крыльца.

— Должно быть, приедут автобусом, — сказал Андрей, имея в виду Валерку с Аидой.

Он сбросил куртку и принялся растапливать плиту. В комнате выстыло. Видимо, не топили с тех пор, как они были здесь в последний раз. Хорошо еще, Валерка натаскал дров про запас, весь угол завалил поленьями.

Ритка сидела, нс раздеваясь, на краю кушетки и смотрела, как Андрей щиплет лучину. Топить печку он явно не умел: лучины нащипал мало и от сырого полена, она у него нс разгоралась, поленья не лезли в дверцу.

«Вот сейчас, как только лучина вспыхнет, сразу и скажу!» — наметила про себя Ритка.

От этой мысли под сердцем похолодело. Что Андрей ответит ей? Как примет ее признание? Вскипит, примется всячески обзывать ее? «Вот ты какая, оказывается? — скажет. — Я-то тебя уважал, водил по театрам, а ты…» Может быть, он даже побьет ее? Или выгонит? На холодный, злой ветер. И она замерзнет там на снегу, в промозглой тьме улицы.

Лучина все не разгоралась. Андрей чертыхнулся, швырнул ее на пол и поднялся с колен. В углу за столом у него, оказывается, была припрятана бутылка белой. Хлебнул прямо из горла. Потом поднес бутылку Ритке к лицу.

— Выпей, согреешься.

— Не, я не буду. Я лучше… я сейчас растоплю, — торопливо сбросила с себя пальто и схватилась за лучину. У нее, конечно, дрова разгорелись сразу же. Оставила дверцу незакрытой, завороженно глядя на огонь.

Андрей сидел теперь на табурете спиной к столу, он положил на стол локти и все прикладывался к бутылке, рассказывая, как с ним считаются на заводе. Он всегда начинал хвастаться, когда пьянел. И напоминал Ритке в такие минуты отца. Смотрела на огонь и думала, что Андрей испортил этой своей бутылкой весь вечер. Именно из-за нее он стремился так в «берлогу». Неужели обязательно нужно пить? И как он проводит теперь ее домой? Вероятно на исходе уже двенадцатый час. Одна она теперь и нос побоится высунуть на улицу. Придется ждать, пока начнет светать.