— Мне действительно ни в чем не отказывали. Но и требовали от меня. Отец говорил: „У тебя есть все, чтобы вырасти грамотным, культурным человеком“. А для этого, говорил поэт Заболоцкий, душа обязана трудиться и день и ночь, и день и ночь. Родители и сами много работали, их пример постоянно был у меня перед глазами. А потом, были ведь еще и школа, кино, театр… Многим я обязана литературе. Как раз с помощью книг и я познакомилась с теми сторонами действительности, которые были мне не известны по моей домашней обстановке. Книги научили меня любить и природу, понимать ее. Любить музыку… Вот почему мне так хочется расшевелить в девочках интерес к литературе. Пожалуй, ничто не обогащает так человека, как книги…
Чтобы не мешать больше учительнице, вышла из библиотеки, побрела наугад под соснами.
Майя и преподавала так, что урок пролетит и не заметишь. Начнет просто:
— На первый взгляд все мы пользуемся одним языком, говорим по-русски. Но как по-разному мы говорим! Русский язык настолько богат, что одни и те же слова приобретают совсем иной смысл, стоит их только переставить. Вот хотя бы такие три слова: „Я знаю вас“. То есть, вы мне знакомы. Но что получится, если я поставлю слова в таком порядке: „Знаю я вас!“
Класс взрывается хохотом и тут же замирает. Интересно!
Врач разрешила приступить к работе с понедельника. Повторила озабоченно:
— Ты, пожалуйста, не сразу. Поработаешь часок и на воздух. Понемногу втягивайся. Я Розе Арсалановне скажу. А спать тебе пока лучше в изоляторе. В группу потом перейдешь. И не забывай открывать на ночь форточку.
У врача были свои соображения и заботы. А Ритке не давало покоя другое: она войдет в мастерскую, и все тотчас примутся таращиться на нее, перешептываться… Ну и пусть таращатся, пусть шепчутся! Подумаешь… Если обращать на всех внимание, и жить не надо!
Вечером после ужина заставила себя подняться в комнату отдыха, посмотреть телевизор. Впервые за все свое пребывание в училище. Усмехнулась про себя: „Генеральная репетиция!“
Как нарочно, погас свет. Девчонки, кто на кушетке и на мягких стульях-пуфах, а кто и просто на ковре, в ожидании, пока засветится экран телевизора, затеяли один из своих бесконечных разговоров. Оказывается, кто-то принес слух, что Богуславскую мать хочет взять на работу к себе в ресторан, да директор не отпускает.
— И ты думаешь, — расхохоталась Лукашевич, доказывая кому-то, — она долго продержится в ресторане? Как бы не так! Самая подходящая должность для Эльки быть женой. Ага! Что, рановато? Не скажи!
Видимо, ни Дворниковой, и Богуславской в комнате отдыха не было. В их присутствии такой разговор, конечно, никто бы не затеял.
Она еще не успела подыскать себе место, когда погас свет, задержалась у окна. Здесь между вершинами сосен виднелись Далекие сопки. Теперь, на закате, они были сиреневыми. А небо над ними лишь слегка подкрашено зеленым.
О Богуславской говорили все, каждый яростно отстаивал свою точку зрения. Она не слышала, чтобы где-нибудь еще спорили так, как здесь, в училище. Гомон стоял, как на птичьем базаре. Показывали однажды такой по телевизору.
А ей захотелось вдруг в свою школу. Хотя бы и в ту, новую. Там совсем другие разговоры, интересы. Даже воздух другой. „Хорошо тут у вас!“ — сказала мать. Хорошо да не очень. Мать не знает, как это — жить от звонка до звонка. Все по команде — и ешь, и спи…
А Кате она так и не написала. Принималась несколько раз и каждый раз рвала написанное. Хорошо, мать догадается поблагодарить за перчатки сама, расскажет все. Катя, конечно, ждет большого письма, ждет, что она, Ритка, все объяснит. А как объяснишь? И вообще, как обо всем этом говорить? Нет, уж лучше и не писать ничего совсем!
Пробралась к выходу, стараясь не наступать никому на ноги. Была уже в дверях, когда кто-то бросил в спину:
— Подумаешь, цаца! Наше общество их, видите ли, не устраивает!
Хорошо что есть этот изолятор! Чуть светится зарешеченый квадрат окна, белеет подушка на постели. Хоть здесь побыть одной! Скоро ее лишат и такой возможности. Вот уже кто-то барабанит в дверь. Зойка!
— Дали свет. Чего ты там лежишь? Не пойдешь смотреть телевизор? Не хочешь? Спать будешь? Ну, ладно тогда!
Мелкие торопливые шаги затихли у лестничной площадки. У Зойки легкий характер. А ей, наверное, никогда не сойтись с девчонками. Какие они все грубые! Вечно кричат, спорят. Неужели со временем и она, Ритка, станет такой?
Все усилия Серафимы вначале были безуспешны. Она бросила было клич добровольцам:
— Кто пойдет отделывать комнату отдыха?
Серафима пришла в столовую к завтраку. Ее выслушали, но никто не проронил в ответ ни слова. Серафима постояла, стройная светловолосая — ангел в брючном костюме… Ее продолжали не замечать. Тогда Королева вышла из столовой и вернулась с ворохом рисунков. Сдвинула на одном из столов посуду к краю, разложила рисунки.
— Мне больше всего нравится этот… И еще вот этот…
Кое-кто вытянул шею, заглянул за ее плечо, придвинул к себе один рисунок, другой…