Ритм войны. Том 2

Пес взял поводок и обвязался им, чтобы получилась упряжь вроде тех, какими обвязывают сено. Затем он привязал к веревке мешок, который был немного легче, чем он сам, и получился противовес. Пастью он прикрепил веревку к упряжи, а потом взобрался на чердак сарая и позвал остальных собак. Когда они прибыли, он грациозно спрыгнул.

Это сработало! Пес медленно опустился вниз, приняв в воздухе величественную позу. Он летел! Он парил, как дракон! Он ощущал ветер вокруг себя и знал, каково это – быть высоко, когда все находится под тобой. Приземлившись, он почувствовал себя таким гордым и свободным.

И тут другие собаки расхохотались так громко, как никогда в жизни.

«Это не полет дракона! – говорили они. – Ты падал медленно и выглядел очень глупо. Лучше привыкни быть обыкновенной собакой».

Это окончательно разрушило надежды пса. Он понял правду. Такой пес, как он, просто не мог стать драконом. Он был слишком маленьким, слишком тихим, слишком глупым.

Честно говоря, вид у собаки, спускаемой на веревке, и впрямь был глуповатый.

– Они правы, – сказал Каладин. – Это был не полет.

Шут кивнул.

– О, теперь мне наконец-то можно говорить?

– Если пожелаешь.

– Не желаю. Продолжай рассказ.

Шут ухмыльнулся, затем наклонился вперед, размахивая руками в воздухе и имитируя крики, доносившиеся из отдаленной части иллюзии, еще не видимой.

– Что это было? Пес растерянно поднял голову. Он услышал шум. Вопли? Паника?

Пес выбежал из сарая и увидел фермера и его семью, сгрудившихся вокруг небольшого колодца, в котором едва помещалось ведро. Пес положил лапы на край колодца и посмотрел вниз. Далеко внизу, в глубокой темноте ямы, он услышал плач и плеск.

Каладин наклонился вперед, вглядываясь в темноту. Жалобный, булькающий крик был едва слышен за плеском.

– Младший ребенок фермера и его жены упал в колодец, – прошептал Шут, – и начал тонуть. Семья кричала и плакала. Ничего нельзя было поделать. Или… можно?

В мгновение ока пес понял, как быть. Он откусил ведро от веревки колодца и велел старшему сыну привязать веревку к своей сбруе. Он написал на земле «Опустите меня туда» и вскочил на край. Наконец он бросился в колодец, а фермер схватился за рукоятку.

Спустившись вниз на веревке, пес «улетел» в темноту. Он нашел ребенка полностью под водой, но погрузил морду и вцепился зубами в его одежду. Через некоторое время семья вытащила веревку: на ней был пес, держащий зубами малыша: мокрого, плачущего, но вполне живого.

В тот вечер семья устроила пса за своим столом и дала ему свитер, чтобы согреться, а на лицевой стороне буквами было написано его имя – он смог это прочитать. Они устроили пир с едой, которую пес помог вырастить. Они дали ему кусок пирога в честь дня рождения ребенка, чью жизнь он спас.

В ту ночь дождь поливал других собак, которые спали снаружи в холодном, протекающем сарае. Но маленький песик с набитым животом уютно устроился в теплой постели у огня, обнимаемый детьми фермера. Лежа там, пес печально подумал: «Я не смог стать драконом. Я полный и бесповоротный неудачник».

Конец.

Шут хлопнул в ладоши, и образы исчезли. Он отвесил сидячий поклон. Виньетка опустила флейту и снова распустила свой узор, как бы кланяясь на свой лад.

Затем Шут взял свою миску с тушеным мясом и продолжил есть.

– Подожди, – сказал Каладин, вставая. – И это все?

– Ты пропустил слово «конец» в конце? – спросила Виньетка. – Оно указывает, что это конец.

– Что еще за конец? – возмутился Каладин. – Пес решил, что он неудачник?

– Концовки – это искусство, – надменно сказал Шут. – Точное и бесспорное искусство, мостовик. Да, это конец.

– Зачем ты мне это рассказал?

– Ты сам просил историю.

– Мне нужна была полезная история! – сказал Каладин, махнув рукой. – Как история об императоре на острове или о Флите, который продолжал бежать.

– Ты не уточнил. Ты сказал, что хочешь историю. Я предоставил ее. Вот и все.

– Это неправильный конец, – упорствовал Каладин. – Пес был невероятный. Он научился писать. Разве много во всех мирах животных, которые способны писать?

– Маловато, я бы сказал, – заметил Шут.

– Он научился вести хозяйство и пользоваться инструментами, – продолжал Каладин. – Он спас жизнь ребенку. Этот пес – шквальный герой.

– История не о том, что он пытался стать героем, – сказал Шут. – Речь шла о том, что он пытался стать драконом. И в этом, прошу заметить, потерпел неудачу.

– Я же говорила! – радостно воскликнула Виньетка. – Собаки не могут быть драконами!

– Кого это волнует? – сказал Каладин, расхаживая взад и вперед. – Глядя на дракона снизу вверх и стараясь измениться к лучшему, он перерос других собак. Он достиг чего-то действительно особенного.

Каладин остановился, затем прищурился, глядя на Шута, чувствуя, как его гнев превращается в раздражение.

– Так эта история обо мне? Я сказал, что недостаточно хорош. Ты думаешь, что у меня невыполнимые цели и я намеренно игнорирую то, чего достиг.

Шут ткнул в его сторону ложкой:

– Я же говорил тебе, что эта история не имеет никакого смысла. Ты обещал его не придумывать.