Ритм войны. Том 2

– Тренируетесь? – сказал Секейр, вставая со своего места за судейским столом. – Ты сделал из нее оружие. Она тебе не подруга, а удобный инструмент. Оружие, которым ты убиваешь других людей. Твои соплеменники никогда не спрашивают разрешения у осколочных клинков; вы берете их как трофеи, выигранные в битве, а затем применяете по своему усмотрению. Она тебе не подруга, Адолин Холин. Она твоя рабыня!

– Да, – признался Адолин. Он посмотрел на Майю и отвернулся. – Да, шквал тебя забери. Сначала мы не знали, что они спрены, но даже сейчас… мы используем их. Нам приходится.

– Потому что вам нужно убивать, – сказал Секейр, подходя к Адолину. – Люди – монстры, вашу жажду смерти невозможно удовлетворить. Вы питаетесь ужасными эмоциями, которые порождают Несотворенные. Вы не сражаетесь с Враждой. Вы и есть Вражда!

– Твоя точка зрения ясна, – сказал Адолин, смягчив тон. – Отпусти Майю. Выноси вердикт.

Секейр подошел и уставился ему прямо в глаза.

– Посмотри на нее. – Адолин махнул рукой. – Она в ужасе.

В самом деле, Майя еще больше съежилась и начала вертеться, словно пытаясь смотреть на всех присутствующих одновременно. Она повернулась так резко, что Амуна и еще один спрен чести подскочили, чтобы схватить ее за руки – возможно, чтобы не дать ей убежать.

– Хочешь, чтобы все было просто? – спросил Секейр Адолина, понизив голос. – Ты такого не заслуживаешь. До твоего появления я содержал эту крепость в порядке. Ты даже не представляешь, сколько неприятностей мне причинил, человек.

Старейшина отошел от Адолина и повернулся лицом к толпе.

– Взгляните на этого спрена! – провозгласил Секейр, протягивая руку в сторону Майи. – Посмотрите, что сделали с ней люди. Этот Холин просит нас снова сковать себя узами. Снова довериться человечьему племени. Поэтому жизненно важно, чтобы мы тщательно изучили результаты того, как доверились им в прошлый раз!

Майя начала вырываться из рук Амуны и ее помощника, низкий рык родился в ее горле. Ей не нравилось быть несвободной.

– Это суд обличителей! – крикнул Адолин Секейру. – Ты вмешиваешься и заходишь слишком далеко.

Купаж кивнула, и некоторые спрены чести в толпе поддержали возражение. Каким бы ни был закон, Секейр применял его неверно.

– Эта обличительница, – Секейр как ни в чем не бывало снова указал на Майю, – потеряла голос из-за того, что сделали вы, человеки. Я должен говорить за нее.

– Она не хочет, чтобы ты говорил за нее! – крикнул Адолин. – Она не хочет быть здесь!

Майя продолжала метаться, все более неистово. Некоторые из зрителей ответили Адолину глумливыми возгласами. Другие что-то бормотали, указывая на мертвоглазую.

– Тебе неловко? – спросил Секейр у Адолина. – Надо же, какой ты стал заботливый, как думаешь о ее чувствах. Видишь ли, я их разделяю. Эти метания? Это боль. Она помнит, что с ней сделали. Она осуждает тебя, Адолин Холин.

Звуки, которые издавала Майя, становились все громче. Отчаянные, гортанные, не похожие на крики о помощи. Они как будто выражали мучения того, кто утратил дар речи, но по-прежнему нуждался в возможности излить страдания.

– Это несчастное создание, – прокричал Секейр сквозь нарастающий шум, – осуждает тебя с каждым стоном. Она наш последний обличитель, ибо ее боль мы никогда не должны забывать. Послушай, как она требует твоего наказания, Адолин Холин! Она была невиновна, однако твое племя убило ее. Послушай, как она жаждет крови!

Крики Майи делались все громче и неистовее. Некоторые спрены чести в толпе попятились, а другие зажали уши и скривили лица. Адолин уже слышал такой крик раньше, когда пытался призвать ее в качестве Клинка, находясь в Шейдсмаре.

– Ей больно! – крикнул Адолин, бросаясь вперед.

Однако спрены, наблюдавшие за ним, ждали этого. Они схватили его и обездвижили.

– Отпусти ее, ублюдок! Ты доказал свою точку зрения!

– Мою точку зрения следует доказывать с неослабевающей убедительностью! – крикнул в ответ Секейр. – Снова и снова! Ты будешь не единственным предателем, который придет с улыбкой, умоляя о праве эксплуатировать нас. Мой народ должен оставаться твердым, должен помнить этот момент, для своего же блага. Они должны увидеть, что натворило человечье племя!

Голос Майи стал громче, прерывистое дыхание перемежалось рваными завываниями. И в этот момент Адолин… каким-то образом почувствовал ее боль. Безграничную муку. И… злость?

Гнев на спренов чести.

– Они доверяли вам, – продолжал Секейр, – а вы убили их!

Она вцепилась в руки спренов чести, пытаясь освободиться, ее зубы сверкали, когда она поворачивала свои выцарапанные глаза то в одну сторону, то в другую. Да, Адолин чувствовал эту агонию, как свою собственную. Он не знал причины, но чувствовал.

– Послушай ее! – не унимался Секейр. – Прими ее осуждение!

– Отпусти ее! – заорал Адолин, а потом обмяк. – Шквал. Просто отпусти…

– Я отказываюсь судить! – провозгласил Секейр. – Мне не нужно выносить вердикт. В конце концов, важны только ее показания. Ее осуждение – это все, что нам требуется. Слушай ее крики, помни их, когда будешь гнить, Адолин Холин. Вспомни, что сделало с ней твое племя. Ее крики – твой приговор!