Ритуал прощения врага

— Город очень изменился, — говорит Татьяна, когда они сидят за столом. — Я шла пешком с вокзала.

— Разве? Не заметила, — отвечает Евдокимовна. — Да я и не выхожу почти. Только разве в магазин. Да и куда идти? Кино — дома по телевизору, девочки иногда зайдут, посидим, маму твою помянем. Рано ушла… — вздыхает соседка. — А ты как? Замуж не вышла?

— Не вышла.

— Трудно сейчас найти человека, мужик нынче балованный, до денег жадный. Ленкин, ничего плохого не скажу, работящий. А работа на селе — не приведи господь! Пока молодые — хорошо, а потом? Я у них гостевала, огород обихаживала… Я тебе так скажу, Татьяна: не нужны мне ихние ранние огурцы и редиска, чтоб так корячиться!

Татьяна вспоминает обильный огород Марины и непроизвольно вздыхает.

— По мне город, хоть какой, а лучше. Свое отработала — и отдыхай, а на селе — без продыху! И ночью и днем, с утра до вечера! Ленка дурная, любовь у них, и еще эта… эко-ло-гия! Все без нитратов. А по мне — пускай нитраты, не помер Гаврила, так болячка задавила. Зато в окно гляну, а там — двор, люди ходят. Участковая врачиха придет, давление померяет, аптека рядом. Мы городские, нам тут и помирать. Не приживаемся мы там.

«Вот и я не прижилась, — думает Татьяна. — Вернулась».

— Ты уже надумала, куда на работу?

— Нет пока. Посмотрю объявления.

— Хочешь, позвоню Ленкиной подружке? Хорошая девка и с головой. Может, им люди нужны.

— Позвоните, тетя Лиза, конечно.

— А где ж была почитай два года? — спрашивает Евдокимовна, сгорая от любопытства.

— Жила в деревне.

— В деревне? — Соседка смеется. — Видать, несладко жилось, раз прилетела назад. Не люблю деревню — грязь непролазная, горячей воды нету, дорог нету… пойти некуда, клубы и те, говорят, позакрывали. Народ темный…

Татьяна краснеет, вспомнив Марину. Она чувствует невольную вину за то, что теперь вроде как с Евдокимовной заодно, и досаду против соседки — подумаешь, барыня городская! Всю жизнь проработала на ткацкой фабрике вместе с мамой, копейки считала, всю жизнь в спальной хрущобе, а туда же… Но и права соседка, нельзя не признать. Ей, Татьяне, тоже не хватало города с магазинами, чистыми тротуарами и телевизором…

Глава 10. Результат

Жанна шла на разведку, сжимая в руке бумажку с адресом. Сыскарь не подвел, справился на удивление быстро и ни о чем не спросил. Протянул листок с адресом, сунул какой-то квиток, где она расписалась — изобразила нечитаемую закорючку. Ее трясло, она держалась из последних сил — сыскарь хоть и не производил впечатления мощного интеллекта, тем не менее мог что-то заподозрить. Спокойно, спокойно… прощаемся, благодарим и — вон! Теперь к машине, запаркованной за два квартала для конспирации. Усевшись за руль, она закрывает глаза. Ей хочется броситься на пол, забиться в истерике, колотя пятками в резиновый коврик, и закричать от злобной радости…

…Она идет по его адресу, он живет на противоположном конце города в парковой зоне. Идет пешком, растягивая удовольствие — последние минуты перед… штурмом. Улыбается. С трудом сдерживает смех. Чувствует себя счастливой впервые за последнее время.

И вдруг… за два квартала до нужной улицы она натыкается на черный джип с синими и белыми треугольниками на капоте! Несмотря на страстное ожидание — неожиданно. Машина стоит на светофоре, а за рулем — седой убийца. Лица не рассмотреть, но это неважно. Она знает, что это он. Она провожает взглядом черный «BMW», отмечает переулок, куда он свернул. Номер врезался в память навсегда. Жанна громко смеется. Сует руку в сумку, нащупывает нож — зазубрины колют пальцы. От радости начинает кружиться голова, и она присаживается на первую попавшуюся скамейку. Закрывает глаза. Облегчение, усталость — ей страшно хочется спать. Ей хочется улечься прямо здесь и уснуть. Зверь попал в капкан. Почти попал. Все!

…Она уже знает, где он

живет. Знает дом, подъезд, этаж. Она проехала с ним в лифте, он вышел на четвертом. Крупный, холеный, с седыми волосами, лет пятидесяти. Козырный, с запахом приятного парфюма. Она стоит рядом с ним, нагнув голову — нельзя, чтобы он ее узнал. Не время. Она с трудом сдерживает дрожь, сцепляет зубы. Сует руку в сумку и нащупывает нож. Сжимает так, что больно пальцам, едва не вскрикивает. Скользит взглядом по его груди, животу — примеривается. Она уже решила, что ударит в живот. Потом в грудь и снова в живот. После чего — нож в полиэтиленовый мешок и… Нож она выбросит с моста прямо в пакете. Или нет, не так — нужно вытряхнуть его из мешка… пусть вода смоет отпечатки! В квартире она осмотрит одежду, а лучше — выбросит, причем подальше от дома. В тот же день. Или ночью.

И тут он выходит из кабины, приветливо кивнув, а она остается.