Читаем Рюрик. Полёт сокола полностью

В пылу схватки воевода не заметил, куда делся тот ловкач, потому что озаботился другим противником, который, взметнув клинок, ринулся на упавшего воеводу, но на помощь начальнику вдруг пришёл… Хабук, который бросился здоровенному разъярённому саксу в ноги. Папский изведыватель рухнул на траву всем своим могучим телом рядом с воеводой. Ольг тут же оказался на спине упавшего, рванул его за длинные волосы и придавил горло рукоятью меча.

— Где Рарог? Где князь, отвечай! — рычал воевода. — Реки, не то задушу!

— Нexe, blondenhaarige Hexse! — прохрипел поверженный.

— Осмотреть всё вокруг, ещё могут хорониться в кустах или за деревьями, — велел изведывателям воевода. Он передал раненого пленника, который натужно кашлял, подошедшим Айеру и Мишате и обессилено откинулся на ствол дерева. Да, он действительно опоздал, но она, «беловолосая колдунья», как назвал Ефанду вражеский изведыватель, она опередила его и спасла Рарога в самый последний миг. «Эх, сестрица, ты опять меня проучила, вот тебе и младшенькая».

— Спасибо тебе, сестрёнка! — прошептал одними губами Ольг.

— Воевода, тут бабу молодую нашли, в кустах хоронилась, — сообщил посыльный воин.

— Пусть ко мне подойдёт, Ефанда, я здесь! — громко позвал воевода и тут же смолк от удивления: вместо сестры воин подвёл упиравшуюся Велину.

— Велина, тебя каким ветром сюда занесло?

— Я здесь, чтобы исполнить свой приговор, казнить самозванца, да вот твоя сестра-колдунья помешала, — со злобным вызовом проговорила Велина. Наступила минута тяжкого молчания. Ольг кивком отпустил воина. Оглядевшись по сторонам, где одни изведыватели старательно осматривали окрестные кусты и лощинки, а другие перевязывали раны, полученные в схватке, Велина подошла ближе к Ольгу.

— Любый, я знаю, что сам ты не мог этого сделать, вот я и решила порадеть за нас обоих, — горячо зашептала пленница. Она ещё раз оглянулась вокруг и продолжила: — Да старалась-то я не для себя, ты мудрый и сильный, ты должен быть князем!

— Что ж ты, Велина, за меня всё решила, — горько прошептал воевода, — какой же я после того князь или воевода, коли за меня жена решает? — Он оглядел её всю, будто видел в первый и последний раз. — Никогда мы с тобою друг дружку не уразумеем. Тебе власть да богатства главное, а мне честь родовая. Тебе твой бог всё простит, коль покаешься, а мне предки ни малодушия, ни предательства вовек не забудут. И я не должен прощать тех, кто Ряд и Устой нарушил, даже если любил их всем сердцем и всей душой… — Он сказал это так, что Велина поняла: ничего более меж ними не будет, только боль саднящей занозой останется в каждом порознь, и как справиться с этим, каждый решит тоже сам.

— Ну что ж, воевода, — блеснув очами, глухо отозвалась вдова, — карай меня, можешь убить, только и я за мужа мстила по закону нашему, а ты… ты… Ненавижу! — в приступе нахлынувшей ярости она набросилась на Ольга и стала бить кулаками по закованной в броню груди. Стременной мигом оттащил ретивую вдову и для верности связал ей за спиной руки.

— Воевода, четверых мы порешили, двое были убиты до нас стрелами охотничьими, стрелок по всему из тех, что белку в глаз бьёт, одного ты пленил, ещё одного сыскали дальше по тропке, там, где обрывки верви протянутой были, чтоб, значит, коня на скаку с ног сбить. По следам видно, после падения свалка там была, одного князь лишил живота. Всего, выходит, восемь, да она ещё, — кивнул Мишата на Велину. — Коня вот нашли, кажись, княжеский, погляди!

Ольг лишь мельком взглянул на коня.

— Да, это конь нашего князя. По-моему, их не восемь было, а девять, один ловкий такой, коренастый, что меня из седла выкинул, нет его среди убитых, — молвил воевода, обходя поляну и оглядывая тела врагов. — Ага, вот и меч княжеский. — Ольг поднял меч, лежащий вместе с поясом подле одного из поверженных врагов.

— Так теперь надо князя искать! — встревоженно молвил Мишата.

— Не надо, он под надёжной защитой. Коня его оставьте и меч тоже. Берите пленного и её, — Ольг кивнул в сторону Велины, — и отправляйтесь в Ладогу. Держите под охраной до нашего возвращения. А до того проверяйте усердно всех подозрительных, один ведь беглец ушёл! Скоморох, Айер! — окликнул он. — Разыщите телегу в ближайшем селении, отвезёте поверженных врагов в Ладогу, поспрошайте, может, признает кто, потом схороните. Пастора немецкого задержите, все немцы и саксы тут друг с другом связаны, да и вопросов к нему уже порядочно набралось.

Воевода взял за узды обоих коней и, не оглядываясь, пошёл в сторону семейной заимки.


Отто выбрался из зловонной зелени маленького болотца, куда он улетел от удара конского крупа и где, полностью погрузившись в затхлую воду, сидел, не шелохнувшись, засунув голову под корягу и выставив только глаза и нос.

«Этот воевода — он сущий дьявол, ненамного лучше своей проклятой колдуньи-сестрицы. Он точно заставит рассказать Велину и обо мне, и о пасторе, надо срочно предупредить святейшего», — думал про себя Отто, крадучись и постоянно оглядываясь, перебегая к звенящему в двадцати шагах ручью.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Виктор  Вавич
Виктор Вавич

Роман "Виктор Вавич" Борис Степанович Житков (1882-1938) считал книгой своей жизни. Работа над ней продолжалась больше пяти лет. При жизни писателя публиковались лишь отдельные части его "энциклопедии русской жизни" времен первой русской революции. В этом сочинении легко узнаваем любимый нами с детства Житков - остроумный, точный и цепкий в деталях, свободный и лаконичный в языке; вместе с тем перед нами книга неизвестного мастера, следующего традициям европейского авантюрного и русского психологического романа. Тираж полного издания "Виктора Вавича" был пущен под нож осенью 1941 года, после разгромной внутренней рецензии А. Фадеева. Экземпляр, по которому - спустя 60 лет после смерти автора - наконец издается одна из лучших русских книг XX века, был сохранен другом Житкова, исследователем его творчества Лидией Корнеевной Чуковской.Ее памяти посвящается это издание.

Борис Степанович Житков

Историческая проза
Иван Грозный
Иван Грозный

В знаменитой исторической трилогии известного русского писателя Валентина Ивановича Костылева (1884–1950) изображается государственная деятельность Грозного царя, освещенная идеей борьбы за единую Русь, за централизованное государство, за укрепление международного положения России.В нелегкое время выпало царствовать царю Ивану Васильевичу. В нелегкое время расцвела любовь пушкаря Андрея Чохова и красавицы Ольги. В нелегкое время жил весь русский народ, терзаемый внутренними смутами и войнами то на восточных, то на западных рубежах.Люто искоренял царь крамолу, карая виноватых, а порой задевая невиновных. С боями завоевывала себе Русь место среди других племен и народов. Грозными твердынями встали на берегах Балтики русские крепости, пали Казанское и Астраханское ханства, потеснились немецкие рыцари, и прислушались к голосу русского царя страны Европы и Азии.Содержание:Москва в походеМореНевская твердыня

Валентин Иванович Костылев

Историческая проза
Хромой Тимур
Хромой Тимур

Это история о Тамерлане, самом жестоком из полководцев, известных миру. Жажда власти горела в его сердце и укрепляла в решимости подчинять всех и вся своей воле, никто не мог рассчитывать на снисхождение. Великий воин, прозванный Хромым Тимуром, был могущественным политиком не только на полях сражений. В своей столице Самарканде он был ловким купцом и талантливым градостроителем. Внутри расшитых золотом шатров — мудрым отцом и дедом среди интриг многочисленных наследников. «Все пространство Мира должно принадлежать лишь одному царю» — так звучало правило его жизни и основной закон легендарной империи Тамерлана.Книга первая, «Хромой Тимур» написана в 1953–1954 гг.Какие-либо примечания в книжной версии отсутствуют, хотя имеется множество относительно малоизвестных названий и терминов. Однако данный труд не является ни научным, ни научно-популярным. Это художественное произведение и, поэтому, примечания могут отвлекать от образного восприятия материала.О произведении. Изданы первые три книги, входящие в труд под общим названием «Звезды над Самаркандом». Четвертая книга тетралогии («Белый конь») не была закончена вследствие смерти С. П. Бородина в 1974 г. О ней свидетельствуют черновики и четыре написанных главы, которые, видимо, так и не были опубликованы.

Сергей Петрович Бородин

Проза / Историческая проза