Робеспьер

Таким образом, для взглядов Эбера и его сторонников было характерно отсутствие сколь-либо ощутимого программного единства и цельности; эти взгляды представляли сплошную путаницу, и хотя, без сомнения, отдельные их элементы были почерпнуты из требований народа и отражали справедливые чаяния бедноты, в целом они носили явный привкус демагогии и авантюризма. Поэтому нет ничего удивительного в том, что к эбертистам примазывались различного рода темные личности вроде Фуше, которые под флагом политики «решительных революционных мер» занимались хищениями и наживали себе политический капитал. С другой стороны, эбертизм увлек ряд честных и искренних защитников плебейства вроде типографа Моморо, которые были полностью чужды практической деятельности и честолюбивых замыслов Эбера и его ближайшего окружения. Из числа крупных деятелей, разделявших взгляды Эбера, особенно выделялись анархист и космополит, бывший вестфальский барон Анахарсис Клоотс, объявлявший себя «личным врагом бога» и «оратором рода человеческого», затем командующий революционной армией честолюбивый Ронсен и тесно связанный с ним работник военного министерства Венсан; к эбертизму были близки и два члена Комитета общественного спасения: Билло-Варен и в особенности Колло д’Эрбуа.

Нельзя было не заметить — и Неподкупный это заметил очень скоро, — что между обеими внешне непримиримыми и ожесточенно враждующими фракциями, выделившимися из якобинского блока, существовали определенные линии схождения. Эти линии касались общей и равной ненависти как «снисходительных», так и «ультрареволюционеров» к революционному правительству и к представлявшим его робеспьеристам. И умеренные и крайние с одинаковой яростью набрасывались на Комитет общественного спасения при любой представившейся возможности. В первый раз подобное «единство» обнаружилось 25 октября, вскоре после победы при Гондсхооте. В этот день на заседании Конвента группа депутатов, близких к Дантону, обрушилась на Комитет, а Эбер в Якобинском клубе потребовал установления конституционной исполнительной власти. «Этот день стоит Питту трех побед», — с горечью говорил тогда Робеспьер. Но, видя и понимая стратегию и тактику своих новых врагов, Неподкупный долгое время не желал видеть в них врагов.

Считая единство якобинцев и единство народа необходимым условием для достижения победы, он мечтал о предотвращении раскола, уже совершившегося. На какой-то период он поверил в возможность примирения и употребил все свои силы, весь свой авторитет, чтобы его добиться. В особенности Максимилиан не хотел рвать с некоторыми лидерами «снисходительных»: Демулена он искренне любил, Дантона, старого соратника, он не мог представить в рядах безусловных врагов революции. Но мечтам и надеждам Робеспьера не было суждено сбыться.

Во второй половине осени произошли события, крайне осложнившие положение дел и связавшие борьбу фракций с обстоятельствами совершенно иного рода.

Несмотря на введение максимума и различные мероприятия, проводимые правительством в целях ослабления тисков голода, поздняя осень и зима 1793 года для трудящихся масс Парижа и всей страны были очень тяжелыми. Особенно остро в этом году начинал чувствоваться недостаток мяса. Области, дававшие столице убойный скот, — Вандея и Нормандия — были выведены из строя: Вандея все еще находилась в руках мятежников, Нормандия была разорена в ходе предшествующей борьбы с жирондистами. Большое количество мяса требовала регулярная армия, сражавшаяся на фронтах войны. В результате жены и дочери санкюлотов, выстраивавшиеся с полуночи в длинную очередь у мясных рядов на рынке, в девять часов утра уходили с пустыми руками. Не лучшим было положение с маслом, яйцами, домашней птицей. Почти редкостью сделались сушеные овощи, чечевица, бобы. Так же остро, как и в предшествующие годы, стояла проблема хлеба.

В то время как санкюлоты голодали, растрачивая на поиски пищи свои последние силы, новые богачи, не нуждавшиеся абсолютно ни в чем, устраивали роскошные обеды на загородных дачах и в бывших дворцах аристократов, обсуждая способы и средства, с помощью которых можно было обмануть бдительность правительства и набить карманы новыми барышами.

Билло Варен.

Колло д'Эрбуа.

Антуан Сен-Жюст (мраморный бюст).

Война и связанные с ней обстоятельства, несмотря на все строгости и ограничения, проводимые революционным правительством, содействовали обогащению ловких дельцов, наживавшихся на поставках, подрядах и других спекулятивных операциях. Вся­чески обходя закон о максимуме, торговцы и промышленники скрывали товары и продавали их из-под полы. В то время как на рынке достать мясо по твердым ценам было почти невозможно, зажиточные люди, имевшие дело со спекулянтами, даже находясь в тюрьмах, не испытывали в нем ни малейшего недостатка. Немалые доходы опытным специалистам по ажиотажу приносила скупка и перепродажа звонкой монеты, а также спекуляция национальными имуществами.