После 25 мая выступления Робеспьера в Якобинском клубе меняют характер. Уже 26 мая он призывает народ к восстанию. Все законы нарушены, деспотизм дошел до последнего предела, и нет уже ни грана добросовестности или стыда. Лучше умереть с республиканцами, чем праздновать победу с злодеями! Пусть Коммуна, если она не хочет нарушить свой долг, соединится с народом! Когда становится очевидным, что отечеству угрожает величайшая опасность, народные представители должны либо погибнуть за свободу, либо добиться ее торжества!.. Этими же настроениями проникнута и речь Неподкупного от 29 мая.
Взгляды Робеспьера вполне совпадали с практической деятельностью Коммуны и Якобинского клуба. К концу мая все организационные центры восстания объединились в своих усилиях. Восстание готовилось почти открыто. Как и перед 10 августа, народ вооружался. Кипучую деятельность развивал Марат.
Комиссия двенадцати ничем не могла помешать назревающим событиям. Да и не было такой силы, которая могла бы им помешать…
В три часа утра с 30 по 31 мая с Собора Парижской богоматери раздались первые звуки набата. Это начиналось восстание. Революционный комитет, по согласованию с Коммуной, назначил начальником национальной гвардии левого якобинца Анрио, быстро организовавшего вооруженные силы революционной столицы. Конвент был окружен.
Депутации повстанцев, сменявшие одна другую в зале заседаний, требовали ареста жирондистских лидеров, обуздания контрреволюционеров в южных департаментах, понижения цен на хлеб. Барер пытался сгладить острые углы и внес от имени Комитета общественного спасения иезуитский проект, имевший целью обезглавить восстание. Он предложил ликвидировать Комиссию двенадцати и предоставить вооруженные силы Парижа в распоряжение Конвента. Упразднением Комиссии двенадцати, которая и так уже фактически пала, Барер рассчитывал предотвратить арест главарей Жиронды; требуя передачи вооруженных сил столицы в руки Конвента, он рассчитывал обессилить повстанцев и сделать хозяином положения большинство Конвента, то есть «болото» и тех самых жирондистов, против которых было поднято восстание. Этот план тотчас же разгадал Неподкупный и в своем коротком выступлении раскрыл его Конвенту.
В тоске застыли жирондисты на своих скамьях. Они молча слушают и ждут. Верньо, который незадолго перед этим своими порывами тщетно пытался увлечь Собрание, следит воспаленным взглядом за оратором. Когда Неподкупный доходит до последних слов, Верньо не выдерживает.
— Делайте же ваш вывод! — раздраженно кричит он.
— Да, я сделаю сейчас свой вывод, — спокойно отвечает Робеспьер, — и он будет направлен против вас! Мой вывод — это обвинительный декрет против всех сообщников Дюмурье и против всех тех, кто был изобличен здесь петиционерами!
Стараниями Барера и других соглашателей в день 31 мая восстание было остановлено на полпути. Конвент отказался выполнить требование народа и Робеспьера: распустив Комиссию двенадцати, он сохранил жирондистских депутатов в своем составе.
Монтаньяры прекрасно понимали, что останавливаться на достигнутом невозможно.
— Сделана только половина дела, — говорил в клубе Билло-Варен. — Не надо давать народу успокоиться.
Но народ и не собирался успокаиваться. Повстанцы не сложили оружия. Храбрый Анрио держал свои войска наготове. Сохраняя строгую дисциплину и порядок, продолжая свой ежедневный труд, рабочие предместий были готовы по первому сигналу возобновить борьбу.
1 июня Революционный комитет выпустил прокламацию, в которой призвал всех граждан Парижа к бдительности. Марат произнес в Коммуне зажигательную речь, после которой среди восторженных рукоплесканий народа поднялся на башню ратуши и ударил в набат. Во всех секциях дали сигнал к сбору.
Набат не переставал гудеть. С раннего утра 2 июня национальная гвардия окружила Конвент. Сто шестьдесят три орудия были наведены на манеж, стотысячная народная армия заняла все прилегающие к зданию Конвента улицы и переулки. Что ж, если граждане депутаты не в силах сами вынести нужное решение, народ готов оказать им помощь.
В самом начале заседания Конвента были оглашены сообщения из департаментов, которые определили весь последующий ход дебатов.
Депеши из Вандеи извещали, что артиллерия, провиант и боевые припасы республиканцев попали в руки мятежников. В департаменте Лозер начиналась гражданская война и лилась кровь патриотов. В Лионе, сообщения из которого давно уже носили тревожный характер, вспыхнул жирондистско-роялистский мятеж; восемьсот якобинцев-патриотов были убиты и замучены. Вождь лионских патриотов Жозеф Шалье, избитый и полуживой, ждал в тюрьме смертного приговора. Было прочитано также письмо от бежавшего в ночь на 2 июня жирондистского министра Клавьера.
Жирондисты, понимая, какое впечатление произвели все эти новости на депутатов-монтаньяров, ринулись в атаку, прежде чем последние успели опомниться.