На трибуне Ланжюне. Не обращая внимания на рев галерей и страстные выкрики монтаньяров, он стыдит Конвент за его «слабость», требует уничтожения революционной Коммуны и издевается над народной петицией…
— Сходи с трибуны, — кричит возмущенный до бешенства Лежандр, — а не то я убью тебя!
— Прежде добейся декрета о признании меня быком[10]
, — иронизирует Ланжюне.Но ирония мало ему помогает. Распаленные гневом, на клеветника бросаются Шабо, Друэ и Огюстен Робеспьер. Лежандр приставляет к его груди пистолет. С противоположной стороны уже несутся, потрясая оружием, депутаты-жирондисты, не желающие дать в обиду своего собрата. Завязывается дикая свалка. Ее прекращает выступление делегата от революционных властей Парижского департамента.
— Представители нации, — говорит он, — граждане Парижа уже четыре дня не расстаются с оружием. Народ устал и не хочет откладывать больше своего счастья. Спасите его, или он заявляет вам, что сам будет спасать себя!
Эти слова отрезвляют, как, ушат холодной воды. Председатель уверяет делегацию, что Собрание внимательно рассмотрит и удовлетворит ее справедливое требование.
Несколько голосов из напуганного «болота» призывают к временному аресту лидеров Жиронды. Однако «болото» в делом молчит и ждет.
Хитрый Барер еще раз хочет поправить положение. Желая избавить депутатов-жирондистов от ареста, он предлагает от имени Комитета общественного спасения, чтобы перечисленные в петиции лидеры Жиронды добровольно отказались от своих полномочий.
Но монтаньяры дружно протестуют против такого решения.
— Если они не виновны, пусть остаются, — заявляет Билло-Варен, — если виновны, пусть будут наказаны.
И, следуя заявлению Неподкупного, сделанному 31 мая, Билло предлагает поименно вотировать обвинительный декрет. Завязываются прения. Некоторые депутаты пытаются выйти из зала заседаний, но оказывается, что все проходы заняты вооруженным народом. Опять возникает перебранка.
Барер и его сторонники выражают крайнее возмущение. Для объяснений вызывают Анрио. Но он и не думает являться. Тогда Барер предлагает всем членам Конвента сообща выйти к вооруженному народу, чтобы выяснить реальное положение дел и продемонстрировать свою независимость от внешнего давления. Это предложение принимается.
И вот большинство депутатов во главе с председателем Эро де Сешелем спускаются к выходу. Только Марат и группа его сторонников остаются на своих местах…
Странное зрелище представляло собой это молчаливое шествие.
Впереди медленно шел председатель, надевший шляпу в знак печали; за ним следовали жирондисты, «болото», монтаньяры — все с непокрытыми головами. Вооруженный народ с любопытством рассматривал своих избранников. Насколько хватало взгляда повсюду волновался лес пик и штыков.
Дойдя до ворот, выходивших на Карусельную площадь, депутаты оказались вынужденными остановиться. Дальше ходу не было. Им навстречу подъезжал Анрио в полной парадной форме, держась за саблю, с холодной миной на лице.
Эро де Сешель прочитал декрет о снятии караулов и удалении вооруженной силы. Анрио молча смотрел на председателя. Тогда последний тихим голосом, с оттенком упрека спросил:
— Чего же хочет народ? Конвент озабочен только его счастьем.
— Народ восстал, — сухо ответил Анрио, — не для того, чтобы выслушивать фразы, а для того, чтобы давать приказания. Он хочет, чтобы ему были выданы изобличенные преступники.
В рядах депутатов произошло движение. Тогда Анрио осадил своего коня на несколько шагов и громко приказал:
— Канониры, к орудиям!
Кто-то взял под руку Эро и оттащил его назад. Конвент двинулся в обратный путь. Надо было продолжать заседание.
По предложению Кутона в этот же день Конвент декретировал арест двадцати девяти депутатов-жирондистов, в том числе Верньо, Бриссо, Гюаде, Петиона, Инара, Жансоне, Бюзо, Луве, Ланжюне и Барбару. Это был конец Жиронды.
Народное восстание в эти дни сокрушило политическое господство крупной торгово-промышленной буржуазии, превратившейся в контрреволюционную силу. Революция шла к своему апогею. Это была прелюдия триумфа Горы и ее вождя — Максимилиана Робеспьера.
Часть III
Монтаньяры
Глава 1
Под грохот сражении
— Умер Марат!.. Друга народа нет больше с нами!.. Они убили его!..
Страшная весть передавалась из уст в уста. Тысячи людей с разных концов Парижа тянулись к улице Кордельеров. Против дома № 18 толпа была настолько густой, что отряд жандармов во главе с полицейским комиссаром едва смог протиснуться к подворотне. На всех лицах, этих усталых, изможденных лицах простых людей, были написаны скорбь, отчаяние, гнев. Вопли ярости сотрясали воздух, руки, поднятые вверх, сжимались в кулаки. Вновь прибывавшим рассказывали то, что удалось узнать.
…Она приехала из Нормандии, гнезда жирондистского мятежа… Ее подослали изменники, бежавшие после 2 июня из Парижа… Она обманом пробралась к больному Другу народа, доверчиво впускавшему к себе всякого просителя, и нанесла ему смертельный удар ножом.