Робеспьер. В поисках истины

Она стала припоминать события последних дней. Всё было по-прежнему, и ничего нового не случилось, ничего такого, что можно было бы заметить и запомнить. Кроме Курлятьева, никто у них не был. Магдалина выходила только в сад да на террасу. Если она виделась с кем-нибудь из посторонних, то разве только через решётку, выходившую на глухой переулок. Но, может быть, она опять была у старика Андреича? Горничная Фрося, ровесница и доверенное лицо барыни, донесла ей третьего дня, что барышня чуть свет куда-то ходила и вернулась назад после ранней обедни. Вот они, последствия этой утренней прогулки, и сказались теперь! Перемену в её обращении с Курлятьевым Софья Фёдоровна заметила со вчерашнего дня. Кого видела она в старом доме? Кто с нею там говорил? Кто смутил ей душу? Жизнь бы отдала с радостью Бахтерина, чтоб это узнать! Но как, через кого? Шпионить за дочерью, посылать следить за нею людей ей претило, и, когда, вот как третьего дня, к ней являлись с доносом, первым её движением было отвернуться от чересчур услужливых приспешников и приспешниц. Она знала, что у дочери её какая-то своя жизнь, в которой она не допускает её принимать участия, и это ей было так тяжело, что по временам она не выдерживала и обращалась к ней с расспросами, но ничего из этого не выходило. Магдалина либо, как сегодня, убегала в свою комнату и запиралась там, либо зажимала ей рот мольбой не предлагать ей вопросов, на которые она отвечать не может. А почему не может — это так и оставалось для Софьи Фёдоровны тайной. Молча и скрипя сердце, обречена она была на совместную жизнь с дорогим существом, физически и нравственно изнемогающим под каким-то страшным, тяжёлым гнетом, не имея возможности ни в чём ему помочь. И чего только не передумала Софья Фёдоровна, сокрушаясь за дочь! Когда с год тому назад она узнала, что Магдалина иногда и по ночам куда-то выходит из дому, покрывшись платком, чтоб никто не узнал в бедно одетой женщине, торопливо пробирающейся глухими переулками, бахтеринскую боярышню, богатейшую невесту в губернии, первой её мыслью было, что она ходит на свидание с каким-нибудь недостойным её любви человеком. Как ни ужасна ей была эта мысль, но она слишком любила дочь, чтоб не пожертвовать самолюбием для её счастья, и с целью облегчить ей признание рассказала злополучный роман племянницы Катерины Курлятьевой с крепостным Алёшкой, торопясь прибавить к этому, что на месте сестры Анны Фёдоровны она совершенно иначе отнеслась бы к влюблённым. Лучше видеть дочь замужем за последним человеком на свете, чем в гробу.

— Я, маменька, ни в кого не влюблена, — заметила на это с улыбкой Магдалина.

У Софьи Фёдоровны на минуту отлегло от сердца. Дочь её лгать не умеет, и, если она нашла нужным, не медля ни минуты, вывести её из заблуждения, ей надо верить и не оскорблять её несправедливыми подозрениями. Значит, тут что-нибудь другое. Но что такое? Какие мысли роятся у неё в мозгу и куда, в какие далёкие пространства по временам улетает её душа? Когда к ней обращаются, она вздрагивает, смотрит испуганным, недоумевающим взглядом, точно её силой оторвали от невидимого мира, в котором она витала. Проходит иногда целая минута, прежде чем ей удастся совладать с собой, отрезвиться от опьяняющих видений, узнать, кто перед нею, и ответить на предложенный вопрос.