Робеспьер. В поисках истины

В эту минуту госпожа Леба побежала на кухню и вернулась с курицей, которая вызвала всеобщее восторженное удивление.

— Вот это я называю блюдом! — воскликнул Симон Дюплэ, отличавшийся обжорством.

— А завтра, дети мои, вы получите утку, утку с репой! — произнесла госпожа Дюплэ торжественным тоном и принялась резать жаркое, причём лучший кусок она положила Робеспьеру, который принялся машинально есть, погруженный в глубокие мысли.

— Я только что встретил Фукье-Тенвиля, — сказал Леба, — он возвращался с площади Бастилии, куда перенесли гильотину.

— Ах да, она сегодня не работала? — спросила госпожа Дюплэ, продолжая резать курицу.

— Она и завтра не будет работать, — отвечал Робеспьер, — но послезавтра...

— Вы намекнёте об этом в вашей речи, добрый друг?

— Да, в конце. Надо, чтобы аристократы знали, что мы не складываем рук.

— Это было бы слишком глупо, — заметил Дюплэ.

— Во всяком случае, — продолжал Робеспьер, который, видимо, повеселел благодаря обороту, который принял разговор, — завтрашний праздник будет предостережением не только для аристократов, но и для изменников нашей партии.

Вместе с весёлым расположением вернулся к Робеспьеру и аппетит, а потому он протянул свою тарелку за второй порцией.

— Крыло или лапку? — спросила госпожа Дюплэ с восхищением.

Но Робеспьер неожиданно повернул голову. Он слышал какой-то шум.

— Я уверен, что отворили наружную дверь, — сказал он.

Симон Дюплэ зажёг лампу, а Морис вскочил и, устремив глаза в темноту, сказал:

— Вошла какая-то женщина с большой картонкой.

— Это наши платья! — воскликнули в один голос три сестры.

Действительно, это были платья, и горевшие нетерпением женщины хотели тут же во дворе открыть картонку, но Виктория была всех благоразумнее и, боясь, чтобы на столе не испачкались платья, унесла картонку в столовую в сопровождении своих сестёр.

Мужчины и госпожа Дюплэ продолжали говорить о готовившемся празднике, доказывая, что народ сумеет лучше королевской власти устроить поразительное и национальное символическое торжество.

— Детки, куда вы запропастились? — крикнул старик Дюплэ, заметив, что его дочери долго не возвращались.

— Мы здесь, мы здесь, — отвечала Виктория, показываясь в дверях столовой и кокетливо оправляя хорошенькое белое платье. За ней следовали госпожа Леба в голубом платье и Корнелия в красном.

— Как, вы одевались в столовой? — воскликнула недовольным тоном госпожа Дюплэ. — Это положительно неприлично! Не правда ли, Максимилиан?

— Полноте, bonne mere, — отвечал Робеспьер с улыбкой, — ведь не каждый день праздник.

Он взглянул на все три платья и сказал, что они прелестны и отличаются большим вкусом.

— А вы замечаете, — произнёс Морис, — что они втроём представляют трёхцветное знамя?

— Мы приготовили вам этот сюрприз, — сказала Корнелия, подходя к Робеспьеру.

— Ничто не могло бы мне доставить большего удовольствия, — отвечал он, — это я называю настоящим патриотизмом.

Во время ужина с улицы долетали звуки шумного говора, музыки и приготовлений к завтрашнему празднику.

— Посмотрите, посмотрите! — вдруг воскликнул Морис, и над самым двором разорвался целый сноп ракет, усеивая небо золотистым дождём.

Робеспьеру с его распалённым воображением показалось, что это был увенчивающий его ореол славы, и он, очень довольный, ушёл в свою комнату.

На следующее утро Максимилиан встал очень рано и вышел во двор в 9 часов.

— Как, вы уже одеты, а мы ещё не начали одеваться! — раздалось со всех сторон.

— Я нарочно поторопился, — отвечал Робеспьер, — чтобы заранее пойти в Тюильри и обо всём позаботиться. Ведь малейший недочёт может испортить общее впечатление. А посмотрите, какой прекрасный день, жаль, если праздник не удастся.

— Очень естественно, что небо благоприятствует празднику Верховного Существа. Но вы, конечно, прежде позавтракаете?

— Нет, я там позавтракаю.

Вся семья окружила Робеспьера, поздравляя его с блестящей внешностью, поправляя его галстук и сметая пудру с его сюртука. На нём был синий сюртук, короткие нанковые брюки, перевязанные внизу трёхцветными лентами, белые шёлковые чулки и башмаки с пряжками. Но всего наряднее был его жилет, украшенный кружевным жабо.

Конечно, он, по обыкновению, был напудрен, вообще все женщины пришли в восторг от того, с каким вкусом он был одет, а Корнелия подала ему большой букет из полевых цветов и хлебных колосьев.

— Благодарю вас, — сказал он, — до свидания! Я, конечно, вскоре увижу вас, и вы, как всегда, будете прелестнее всех.

С этими словами Робеспьер, сияя в своём новом наряде, завитый и надушенный, поспешно направился к дверям, где его ожидали Леба, Симон и Морис, которые хотели проводить его до Тюильри. На улице к ним присоединился Дидье с двумя тайными агентами, но они пошли несколько поодаль. Открывал же шествие Неподкупный рядом с Леба, с которым он разговаривал.