Робинзоны студеного острова

Мария и Лидия в свою очередь рассказали о налетах фашистских самолетов на Архангельск. Оказывается, во время бомбежек фашисты сбросили на город тысячи зажигательных бомб. Архангельск — город почти сплошь деревянный, и немцы решили просто сжечь его. Было много пожаров, но горожане быстро научились бороться с зажигалками, бросали их в бочки с водой, засыпали песком.

Сбрасывали немцы и фугасные бомбы. Разрушены канатная фабрика, правое крыло здания лесотехнического института, клуб Октябрьской революции. Были и жертвы среди горожан.

Смутно и тревожно становилось на душе от этих известий. «Вот что значит война, — думал я, — голод, холод, тяжелая работа, бомбежки, кровь… И это здесь, в тылу, а каково приходится бойцам на фронте?!»

Сестры постелили мне на полу широкую мягкую перину, и, усталый с дороги, я быстро стал засыпать… Но вдруг опять, как и утром, загудели гудки, завыли сирены. В круглой черной тарелке радиорепродуктора что-то щелкнуло, и явно взволнованный женский голос объявил:

— Говорит штаб местной противовоздушной обороны. Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога! Воздушная тревога!

И как-то сразу в коридоре захлопали двери, забегали соседи, заплакали дети.

— Мама, одевайте Аллочку, заберите чемодан с вещами!

— Керосинку, керосинку не забудьте потушить!

— Оля, положи в сумку документы и хлебные карточки.

— Да что вы там копаетесь, нельзя ли побыстрее?

— Не плачь, деточка, не плачь, моя милая!

Мария и Лидия всполошились: им обеим надо было бежать на дежурство. Первой, повесив через плечо противогаз и схватив небольшой чемоданчик, убежала Мария, как врач она не могла задерживаться. Лидия принялась тормошить меня:

— Вставай, одевайся, Коля, ступай в убежище. Забери с собой вот этот узел, в нем наша одежда, что получше.

Ох, как не хотелось подниматься с теплой и мягкой постели! Но пришлось все же встать и одеться.

«Ни в какое убежище не пойду, — решил я. — Стыдно таскаться с узлом за плечами, может, так же, как и утром, все обойдется спокойно».

И вдруг — мне показалось, над самым нашим домом — послышалось низкое, прерывистое гудение чужого самолета. И сразу как будто взорвалась тишина. Где-то совсем недалеко загремели частые, гулкие выстрелы зенитных орудий, от их звука задребезжали стекла в окнах, весь наш старый дом задрожал, затрясся.

«Ну нет, — струхнув, подумал я, — в квартире оставаться нельзя. Наш старый дом того и гляди от одного сотрясения рассыплется, завалит меня вместе со всеми манатками».

Кинув за плечи узел с вещами, я шустро скатился по лестнице.

Сразу же поразило, что улица была ярко освещена. В воздухе горели яркие фонари, озаряя все вокруг диковинным светом. По темному небу беспрестанно шарили, сближались и расходились лучи прожекторов. Временами они скрещивались в одной точке, и тогда еще ожесточеннее становилась стрельба зениток.

На крыши домов как будто кидали камни: это падали осколки, зенитных снарядов.

— Бабушка, пойдем в убежище. Бабушка, скорее же! — послышался испуганный, плачущий голос с крыльца соседнего дома. Две сестры Глухаревы, Люба и Тоня, тянули за собой, взяв под руки, восьмидесятилетнюю бабушку Агнию Ивановну.

— Идите одни, девочки… я останусь… тяжело мне.

Но девочки не отступались и продолжали тянуть ее, каждая несла по большому, видимо, тяжелому для них чемодану. В такие чемоданы обычно заранее укладывались самые необходимые вещи, документы, хлебные карточки. Предосторожность не излишняя: были случаи, когда люди уходили в убежище с пустыми руками, а потом находили вместо дома одни головешки.

Я забросил свой узел с вещами в дровяник, подбежал к девочкам, взял у них чемоданы, понес к убежищу. Оно было рядом.

Бабушка Агния Ивановна с трудом переставляла ноги, тяжело дышала, плакала.

— Ироды… проклятые… душегубы… — бормотала она.

Я донес чемоданы и поспешил обратно.

— Вернись, паренек! — строго окликнул меня дежурный у входа в убежище.

— Дежурю, — соврал я.

Наша улица была безлюдна, только у каждого дома стояли дежурные с красными повязками.

Около углового здания на улице Правды, где располагался какой-то военный штаб, взад и вперед прохаживался высокий пожилой военный с двумя шпалами на петлицах шинели.

— Ты что гуляешь, паренек? Тоже мне, нашел время для прогулок, — строго обратился он ко мне.

— А вдруг зажигалка в дом угодит?

— Ну так лезь на чердак. Зажигалки надо гасить вовремя.

В это время откуда-то со стороны Мхов поднялась и повисла над штабом ракета.

— Сволочи! — выругался военный. — И откуда эти иуды берутся?

Я ничего не понимал.

— Немецкие шпионы это, — пояснил майор, — наводят самолеты на цель. В прошлый раз наши задержали одного.

Мне стало не по себе: в нашем городе — немецкие шпионы?! Они прячутся где-то рядом с нами и творят свои подлые дела. Трудно было даже поверить в это.

Немецкие самолеты рассеяли по городу зажигательные бомбы. Со всех сторон стали появляться багровые отсветы пожаров. То и дело проносились пожарные машины, пробегали группы военных.

Я забрался на чердак своего дома. Там вовсю гулял холодный сквозной ветер. У слухового окна стояла Аня Джерихова, она была дежурной.