37—42. Когда закончился торжественный обряд при жертвенном столбе, мудрец, умноживший славу рода Кушики, воспользовался случаем, чтобы уведомить царя Митхилы о желании Рамы увидеть знаменитый лук. Царь же, глядя на тонкий стан того отпрыска славного рода и зная, насколько трудно согнуть этот лук, пожалел, что назначил такое условие для жениха своей дочери. И он отвечал мудрецу: «О блаженный, не могу я позволить, чтобы тщился слоненок вынести то, что тяжело и для большого слона. Ибо уже многие цари, владеющие оружием, отче, посрамлены были в своих попытках осилить этот лук и уходили, потеряв веру в крепость рук своих, закаленных в натягивании тетивы, сетуя на свое бессилие». Провидец, однако, молвил ему: «Знай, что великою мощью обладает он, — нет нужды толковать о том». Ведая, что на слова его можно положиться, царь уверовал в силу Рагхавы, хоть и носил тот еще локоны вороньими крылами; можно поверить в силу огня, оставляющего черные следы, хотя бы то была лишь искра величиною со светлячка.
43—46. Тогда царь Митхилы отрядил несколько десятков слуг принести лук; так Тысячеглазый посылает тучи явить на небе его светозарный лук — радугу. Оглядев этот лук, грозный, как погруженный в сон царь змиев, лук, из которого некогда Шива пустил стрелу[327]
, летевшую вслед жертве, принявшей образ убегающего оленя, сын Дашаратхи взял его в руки. И на глазах у застывшего в изумлении народа он натянул этот лук, тяжкий, как гора, так же легко, как натягивает свой цветочный лук Бог любви. Но он натянул его слишком сильно, и лук сломался с оглушительным треском, подобным удару грома Индры, оповестив тем о возрождении кшатрийского рода ненавистника его Бхаргаву[328].47—49. И царь Митхилы, восхищенный мощью Рагхавы, обещал ему руку своей дочери, не из чрева рожденной, воплощенной Богини счастья, — цену за нее определил лук Шивы. И, верный обещанию, выдал государь Митхилы тогда же дочь свою, не из чрева рожденную, за Рагхаву — исполненный огня подвижничества мудрец, как священный огонь, был свидетелем на том свадебном обряде. Блистательный же царь отправил своего досточтимого родового жреца к властителю Косалы с таким посланием: «Да соблаговолишь ты признать род Ними[329]
смиренным твоим слугою, приняв мою дочь как свою сноху».50—52. Представ перед владыкой с тем посланием, брахман поведал ему именно о такой снохе, какую тот себе желал; ибо как сразу созревает плод волшебного дерева, так осуществляется желание добродетельного. Выслушав речь брахмана, которого он принял с должным почетом, тот друг Индры, исполненный самообладания, пустился в путь в сопровождении войска, затмившего солнце поднятой пылью. Он достиг Митхилы, и воины его заполонили окрестности города, причинив немалый ущерб деревьям пригородных садов; так пришлось столице выдержать эту дружественную осаду, как женщине — натиск пылкого влюбленного.
53—56. Встретившись, оба государя, сведущие в обрядах и обычаях, равные один — Варуне, другой — Васаве, отпраздновали достойно своего величия свадьбы своих дочерей и сыновей. Наследник дома Рагху женился на дочери Земли, а затем Лакшмана — на Урмиле, ее младшей сестре. Двое других могучих братьев, младшие, женились на двух прекрасных дочерях Кушадхваджи[330]
. И те трое братьев вместе с четвертым, обретшие жен, подобны были трем средствам политики отца своего — заключению мира, подкупу, сеянию раздора и войне, — обретшим каждое успех. А царские дочери с царевичами и те с ними обрели исполнение своих желаний, и брачный союз невест и женихов подобен был соединению аффиксов с основами слов.57—61. Так поженив там всех своих четверых сыновей, после трех праздничных шествий Дашаратха простился с государем Митхилы и, ублаготворенный, отправился обратно в свою столицу. В дороге застигла их буря; сильный ветер задул навстречу, ломая деревья вдоль троп и приводя в замешательство войско, как наводнение захлестывает берега и затопляет, опустошая, сушу. Солнце со зловещим кольцом вокруг уподобилось тогда бриллианту, выпавшему из головы свернувшегося в кольцо змея, убитого сыном Винаты[331]
. Посерели, как крылья ястребов, волосы-небеса стран света, словно оделись они в окровавленные одежды вечерних облаков, и отвратились от них взоры, как от женщин в пору месячных. И жуткий вой подняли шакалы, обратив морды к солнцу, словно призывая Бхаргаву, того, кто приносил поминальную жертву отцу[332] и предкам кровью кшатриев.62. Когда поднялся противный ветер и другие недобрые знамения явились владыке земли, он, ведающий о предостережениях, спросил духовного наставника своего, чем предотвратить опасность; но тот успокоил его, предсказав, что все кончится хорошо.