Родимые пятна

— Иногда ты меня пугаешь. — По тону Билла мальчик понимает, что ему только что сделали комплимент. — Но мы не устанавливаем правила. Мы просто решаем проблемы.

— Служебное положение значения не имеет. Куинс послал сержанта, а от Бронкса был капитан.

— Это тоже напоминает конгресс. Но больше это похоже на индейский племенной совет, откуда твои предки и взяли идею. Никто не обязан делать то, что мы говорим. Мы сообщаем новости.

Папа ждет большего, но Конрад очень не любит ошибаться.

Билл подбадривает сына улыбкой.

— Отгадай.

— Мне кажется, Марк рассказывал вам о том бесчестном полицейском, Воробье. Наверное, вы говорили о том, чтобы с ним что-то сделать.

— А нам-то зачем напрягаться, босс?

— Потому что это плохой полицейский?

Билл пожимает плечами:

— На свете тысячи копов. Мы не объявляем сбор всякий раз, когда кто-то из них делает что-то плохое.

Конрад жует картошку-фри.

— Этот Воробей причинил вред кому-то из Воортов?

— Теплее.

И внезапно мальчик понимает. Испуганный, расстроенный, понявший самое главное в этом уроке, он ахает:

— Воробей тоже Воорт!

— Это твой кузен Аль. Управление может отмахнуться от этого, но не мы, — говорит папа. — Помнишь, Марк говорил, что все, чем занимается ОСР, — секрет? Он рисковал карьерой, рассказав нам об Але. Но теперь и мы знаем то, что знает окружной прокурор, что знает комиссар, что никогда не узнают газеты… по крайней мере не от нас.

— А что Аль сделал?

— Для твоего урока это не важно.

— Вы накажете его?

— Не так, как ты думаешь. Он изгнан. Никаких приглашений. Никакой поддержки, работы, помощи. Собрание заботится о семье, Конрад. Кузен Марк был обязан рассказать нам и управлению, что произошло. А уж мы-то обязаны поступить с Алем по-честному, если управление испортит дело.

— А что, если кто-то из семьи любит Аля и все равно будет ему помогать?

— Это их дело. Обычно такого не случается.

— Ты это имел в виду, когда сказал, что есть политика управления и есть политика семьи?

— Есть старая поговорка: «В эпоху испытаний главное — семья».

Таможенник в Мехико хмурится, переводя взгляд с лица Воорта на паспорт и обратно. Стюард звонит по сотовому телефону сразу же после того, как показывает Воорту его место.

— Время полета до Нью-Йорка приблизительно семь часов. Мы надеемся на спокойное путешествие.

«За билеты «Аэромехико» я платил наличными. И по-прежнему числюсь в системе бронирования «Америкэн эрлайнз» на полет из Буэнос-Айреса в Нью-Йорк на следующей неделе. Если кто-то будет проверять по компьютеру, они подумают, что я все еще в Аргентине».

Стюардессы начинают подавать завтрак; самолет потряхивает. Женщина, сидящая рядом с Воортом, нервно хватает его за руку. До этого привлекательная брюнетка — не Камилла — сидела, уткнувшись в «Нью-Йорк таймс».

Сердце колотится так, словно самолет уже приземлился, словно сказанная Камилле полуправда уже перенесла его домой.

«Они приставили мне пистолет к голове. Знали семейные привычки. И сказали, что проникли в полицейский компьютер».

Самолет дрожит, удерживая высоту, и солнце за окном кажется глазом, пристально глядящим сквозь оргстекло. Мыслями Воорт снова в отеле, снова слышит, как трещат дрова в камине. Взлетают светящиеся искры — и угасают, как светлячки на стальной решетке.

«У меня нет возможности узнать, заплатили ли они кому-то в управлении или взломали компьютер. Да и вообще, сказали ли они правду.

Но мне кажется, они собираются сделать что-то плохое в ближайшие несколько дней».

Камилла ужасно испугалась за него, и от этого было еще хуже. Но Воорт просто не мог рассказать ей о мужчине, улегшемся на него сверху, о кисло-сладком ощущении, оставшемся в душе, о поцелуе, о крайнем унижении. Внутри поднимался гнев.

— Ты сошел с ума? — ахнула Камилла, когда Воорт добрался до того, что понял на утесе. — Ты хочешь, чтобы я осталась здесь?

«Мне надо найти их».

— Всего на несколько дней. Я буду звонить. Подключу знакомства. Найму для тебя частную охрану.

— Охрану для меня? Я могу позвонить приятелям из Эн-би-си, найти их местного представителя и позаботиться о своей безопасности. Проблема не в безопасности, милый друг. Проблема в том, что ты изображаешь Джона Уэйна.[107]

— Ты — следователь, — спокойно ответил Воорт, намекая на целый ряд аргументов. — И ты решила выйти за копа. Я говорил тебе. Если мы вернемся вместе, им будет легче узнать, что я дома.

— А как же вся остальная семья? Или ты собираешься выслать из страны еще и две сотни Воортов?

— Я же говорил тебе, что собираюсь предпринять на этот счет.

Он попытался успокоить ее. Снова объяснил свой план, словно это действительно могло сработать. И добавил, заранее зная, что ничего подобного не сделает:

— Если ты не согласишься, я пойму. И никуда не поеду. Мы просто останемся здесь.

— Просто закончим наш веселенький отпуск, да? Так нечестно, и ты это знаешь! — почти кричит Камилла. — Ты не спал. Не прикасался ко мне. Ты в другом мире. Если ты ничего с этим не сделаешь, то сгоришь, а виновата буду я. Ненавижу мужчин! Лучше стану монашкой.