Родительская интуиция. Нейронаука о том, как нас меняет родительство

Понятие материнского мозга не является синонимом ни женскому мозгу, ни мозгу роженицы. Это скорее мозг, «развитый в процессе проявления заботы»[1], как его назвала философ-феминистка Сара Раддик. Это мозг, вовлеченный в свойственный матери процесс поддержания жизни[2], который «старше феминизма», как написала Алексис Полин Гамбс в книге Revolutionary Mothering: Love on the Front Lines («Революционное материнство: любовь на передовой»). «Это понятие старше и футуристичнее, чем категория “женщины”». Способность к такого рода связи – фундаментальная характеристика нашего биологического вида (и других видов тоже), которая присуща каждому. Развитие этой связи – то, что определяет родительство на практике. Эта книга является исследованием нейробиологических механизмов и жизненного опыта, которые приводят мозг в состояние материнского.

Я настоятельно рекомендую будущим и новоявленным родителям: если вам трудно, обратитесь за помощью. Ваш мозг претерпевает серьезнейшие перемены в период беременности и после родов. Трудности испытывают все, и обращаться за поддержкой нормально. Ищите ее у вашего врача в клинике или онлайн, там, где вы живете.

И последнее: эта книга не подскажет, как заботиться о ребенке или каким родителем вам стоит быть. Она не ответит ни на один вопрос из вашей истории поиска в интернете: как организовать сон, когда отдавать малыша в детский сад или как заставить дошкольника надеть зимнюю обувь, не доведя никого из присутствующих до белого каления. Я надеюсь, что наука поможет вам – как она помогла мне – понять, каким родителем вы уже являетесь и каким можете стать. Мы не запрограммированы на эту работу, мы должны для нее созреть. Как это происходит? Почему? Что это значит для нас сегодня и в долгосрочной перспективе?

Рассмотреть эти вопросы с учетом всей доступной информации – наш долг перед самими собой и друг перед другом.

Глава 1. По щелчку переключателя

Из года в год в цветочном венке на входной двери дома, где прошло мое детство, по весне появлялось гнездо. Мама-дрозд как будто не возражала, что я наблюдаю за ней из-за стекла, хотя нас разделяли какие-то сантиметры. По крайней мере, мне так казалось. Как бы то ни было, она каждый год возвращалась сюда. И меня это радовало. Чудесно было наблюдать, как неутомимо она кладет веточку к веточке, скрепляет их липкой землей и выстилает травинками, создавая надежное местечко для красивых и хрупких голубых яиц. Ее преданность своим тощим, широко разевающим клювы птенцам выглядела безусловной. Она была внимательна и бдительна, терпелива и самоотверженна. Она точно знала, как заботиться о них, как защитить, – что и положено матерям.

Так я размышляла. Потому что именно это следует из истории, которая сквозь время передается от одного поколения другому, сохраняется в сказках и мифах, становясь частью нашего восприятия мира и самих себя. История утверждает, что каждый рожден быть мамой-птицей, ведомой материнским инстинктом, который за века превращается в нечто надежное и незыблемое, подобно гладкому кусочку красного мрамора, спрятанному в пернатой груди. Мы гнездимся. Мы кормим. Мы защищаем. Само собой.

Затем кое-что происходит. У нас появляется собственный ребенок. И становится ясно, что чудесный сюжет, казавшийся полным правды и красоты, – чушь собачья. Что-то ломается. Либо сюжет, либо мы.

* * *

У многих из нас материнский инстинкт не проявляется, – по крайней мере, так, как мы ожидали. Забота о новорожденном оказывается отнюдь не интуитивной. Нет никакого переключателя, который щелкает, когда мы обнаруживаем, что беременны, или когда ребенок является на свет. Чаще всего мы не сомневаемся в правдивости истории, согласно которой должны знать, как себя вести и что чувствовать. Истории, где ничего не говорится о том, что родительство требует целого арсенала практических навыков, которые у нас могут быть, а могут и не быть. Истории, которая пренебрегает фактами и обстоятельствами нашей частной жизни до беременности и после, которая утверждает, будто мы незаметно (разве только с некоторым недосыпом) превратимся из человека, отвечавшего прежде лишь за свое собственное выживание, в того, кто несет полную ответственность за крошечное бессловесное существо, целиком зависящее от нас в удовлетворении всех своих потребностей. Мы не сомневаемся в этой истории – мы сомневаемся в себе.

Именно это произошло с Эмили Винсент.