Олег, не кашляя в кулак, как это нередко делают от волнения многие выступающие в нелёгкой ситуации, смело посмотрел на свой коллектив и твёрдым голосом произнёс:
— Вы чего притухли все? Или вам нравиться, когда вам выдают премию, а потом забирают назад на производственные нужды? Вам нравиться, когда вас снимают с основной работы, что бы делать гаражные ворота, для знакомых ментов Холодова? А потом наказывают за невыполнение плана. Вам нравиться мыть его личную машину по два раза в день? Делайте всё, что вам нравиться! — осуждающе обвёл он взглядом коллектив. — Можете даже облизать его толстый зад, а я драть глотку за вас больше не буду. Не хочу! Хватит, поберегу свои нервы и голос. А в данный момент мне неуютно находиться под одной крышей, с теми, кто ни за себя, ни за друга постоять не может.
Олег больше нечего не сказал. Он обвёл всех без презрения осуждающим взглядом и спокойно вышел за дверь. На улицу выходить он не торопился. Постоял немного у двери.
В красном уголке, стоял громкий крик, понять смысл которого было не возможно. Он цокнул своими каблуками по кафельному полу и вышел на улицу. Решил далеко не уходить, а дождаться конца собрания. Подошёл к кизиловому кустарнику, где была вкопана в землю единственная лавочка на бетонных столбах. Подложив под зад газетку, Олег сел на лавку и закурил.
Его подмывало, поговорить с Павлом Цветковым и лишний раз взглянуть укоризненно в лица тех с кем проработал тесно не один год.
Ждать ему пришлось больше часа.
Первым на улицу вышел Цветок и, увидав Олега, подошёл к нему:
— Ты напрасно так жёстко на свою бригаду наехал? — сказал он. — Они дружно выступали и по делу. Тех, кто пытался защитить Холодова, заткнул представитель горкома. Ты победил! А Холодова, вероятно, исключат из партии и с должности уже точно освободят прямо сегодня. Ему свой вердикт выдал начальник управления. А ты уж больно зол сегодня был. Тебе это не к лицу.
— Нормальная злость, всегда ведёт к победе, но мне сейчас всё равно уже, — мрачно заявил Олег. — Работать я здесь всё равно не буду. Мне уже не интересно Паша смотреть на эту публику, которая за себя постоять не может, а ждут, когда за них кто — то впряжётся.
— И куда ты пойдёшь?
— Пойду на металлургический комбинат. Там говорят, новый цех будут строить, и вроде уже набор идёт.
— Мне местечко там прозондируй? Нас скоро с головным предприятием будут объединять, — недовольно проговорил председатель профкома. — Для меня, это будет примерно, как сокращение штатов. Работать будет тот, — верховой профсоюз, — кивнул он на заводское управление. — Я уже знаю об этом.
Олег в удивлении приподнял на него свои дугообразные брови:
— Зачем ты только в партию лез, чтобы в профсоюз пристроится? Очень глупо, КПСС доживает последние дни.
— Спору нет, но тогда начальник управления нарисовал мне перспективную картину жизни с шоколадом, вот и вступил, — ответил он.
— Не знаю, как ты, но я считаю, что профсоюзный лидер не должен быть коммунистом, чтобы не подпевать номенклатуре, — сказал Олег, — а защищать права рабочих. Вон сегодня Холодов заявил, что предлагал мне быть старшим мастером. А эта должность согласуется с парткомом. Я пошёл к ним, а они мне говорят, вступай в партию, тогда утвердим тебя. Вот на этом и закончилась моя карьера. Теперь хоть люди вздохнут без родной партии.
— Нельзя так говорить, — закрутил головой Павел, боясь, что кто — то услышит их разговор, — пока ещё в наших партийных кабинетах сидят люди с рычагами.
— Да пошли они все, на хрен. Я сегодня добился, чего хотел, и ладненько, — встал с лавки Олег. — А ты свой партбилет можешь смело бросить в нужник, или отвези в Москву на Старый Арбат, там иностранцы за них по сто долларов дают.
— Тихо! — приложил палец к губам Павел, — разве можно так? Придёт окончательное время, тогда я найду ему применение. Ты сейчас куда направляешься? — резко сменил он неприятную для себя тему.
— Сейчас пойду в бар, обмою это дело холодненьким пивом. Не хочешь со мной?
— Я не могу, — отказался тот и назидательно посмотрел на друга. — Я смотрю, ты стал злоупотреблять спиртным. Смотри не свихнись, как Мартын — твой кум.
— Ты зря так говоришь? — взвинтился Олег, — Мартын, не свихнулся. У него что — то с сосудами головного мозга произошло. Не просто так ему инвалидность дали. И не от вина это, а благодаря усилиям своей непутёвой Софьи, да сына шалопая. Сына жалеет, а её любит вот и всё. А она тварь гуляет от него налево и направо. Ты вспомни, когда маленькие детишки у них пошли, то впечатление было такое, что Алексей в декретном отпуске находится, а не Сонька. Они у него на руках, соску с молоком сосут, а Сонька на марсоходе, по мужикам ездит. И сейчас, пора бы остепениться, а она, как встретит кучерявого холостяка, так бросает семью и не появляется в доме месяцами. А потом приползает, как ободранная кошка, а он её всё прощает и прощает. Я уже ему ничего не советую. Всё без толку. Детей конечно жалко. Генка крученым у него растёт, того и гляди загремит на зону. Галка моя крестница — тоже, как и папа в больнице прописалась.