Олег забрал у него написанное заявление и на углу текста неразборчиво подписал. Прошу выдать лодырю Доценко и поставил свою подпись.
— Все иди к Полозову пускай он прямо сейчас подпишет тебе его и быстро на склад, а с завтрашнего дня в твоём лице бригада должна увидать прилежного сварщика, борющегося за звание Ударника коммунистического труда! Хотя официально коммунисты уже давно не во власти, а почётное звание вроде осталось.
— Ого, — го, — го, — крякнул сварщик, — да у меня этих корочек полный шкаф дома лежит. А если быть точным, то восемь штук. — Он взял заявление в руки и, несмотря на него продолжил. — Если в войну полным кавалерам Славы вручали звёздочку Героя Советского Союза, то выходит я дважды Герой Социалистического труда, а получу девятую корочку, то три звезды будет. Так я Брежнева по наградам скоро догоню, а может и перегоню. Мне до пенсии ещё десять лет вкалывать, а дорогой Леонид Ильич уже несколько лет у Кремлёвской стены лежит.
Бригада была в оцепенении, не понимая всерьёз говорит сварщик или дурака валяет. Один Олег его подбадривал:
— Правильно Володя думаешь, а мы уж будь спокоен, меморию на тебя подготовим, чтобы на твоей родине в городе Житомир возвели бюст великому сварщику Доценко. А третью звёздочку получишь, то и в нашем городе тебе возведут памятник, такой же величины, как полководцу Григорию Жукову. Конечно, его ты не переплюнешь. Но представляешь, твой памятник будет первый в истории — всё-таки его возведут в честь пламенного электросварщика с большой буквы!
— А почему бы при хорошей жизни и добром правительстве, не заполучить такие блага, — крутил заявление Доценко, поднося его близко к глазам, а потом спросил:
— Я не пойму, что здесь слово лодырь, написано?
— Ты, что совсем неграмотный, — ткнул пальцем в заявление Олег, — читай лучше. Здесь написано по лимиту. Иди, подписывай быстрее, а я на склад сейчас Вале позвоню, чтобы в течение двадцати минут со склада никуда не отлучалась.
Сварщик неуклюже развернулся, прошуршал своей робой и вышел из кабинета.
— Я еле удержался от смеха, — сказал бригадир Аверкин, — ну ты и учудил! Что ему интересно Полозов скажет?
Доценко вернулся назад через десять минут, с бледным лицом и трясущимися от волнения руками:
— На него управы никакой нет, — жалобно сказал он. — Я Полозову говорю, подпиши заявление на часы командирские и термоса. А он на меня как заорёт, «Где я тебе возьму»? — Я ему говорю, кому — то можно, а мне значит нельзя. Он на меня ещё, пуще закричал и обозвал педерастом горбатым и послал к матери, которая любит сильно секс, а вдогонку запустил в стену графин с водой.
— Садись, пиши новое заявление, а это давай сюда, — сказал Олег, — пиши, я тебе продиктую.
— Иди с этим заявлением в профком и отдай его, да не бойся. Что это за дела такие, почтенного отца семейства педерастом обзывать. А мы тебя на собрании поддержим. Требуй прямо сейчас расширенного собрания вместе с профсоюзом. Бывшие его коммунисты тоже все подтянутся — пускай полюбуются, какие говнюки в их партии состояли. Я тебе обещаю, что Полозова подыму на вилы и сегодня при всех. Засуну его в такое место, откуда ему больше не вылезти.