— Правильно, какой я педераст, я батька четырёх детей, — говорил он и подогретый поддержкой бригады уверенно ринулся с заявлением в профком.
— Что теперь будет? — схватился за голову Аверкин, — Полозов же не простой работяга, а начальник всё — таки.
— Не писать только в компот, там ягодки есть и всё, — сказал Олег, — посмотрите, что я сотворю с вашим главным начальником. Ему противному бесу, место только на свалке, а не среди добропорядочных людей.
Председатель профкома с руководством цеха пришли после смены в диспетчерскую, где все отчитывались за результаты сменного плана.
Полозов уже знал, что на повестке дня будут обсуждать его поведение, и сидел мрачный, понурив голову.
— У меня аварийная ситуация на двух печах, а он пришёл мне мозги морочить, с часами и термосом. Я его так и не обзывал, — сказал только, что он горбатый. Так его все называют в цеху. А графин он сам смахнул со стола нечаянно, — оправдывался Полозов.
— Интересно, как это он смог смахнуть графин к стене, когда стол находится у окна? — встал Олег с места, — я думаю тут дело совсем не в этом. Полозов, врёт, я стоял рядом с кабинетом и слышал его крики и удар о стену разбитого графина. Полозов просто узнал, что нам всем известно, о его подмётной жалобе в МИНЧЕРМЕТ. Которую он подписал нашими фамилиями, вот и мечет икру. Я вынужден это официально заявить в присутствии всего коллектива. Если он считает, что я его оговариваю, — пускай подаёт на меня в суд. Он то уж точно поставит всё на свои места.
Полозов от удивления открыл рот и как парализованный пошёл на выход, сказав при этом не оборачиваясь:
— И подам.
Собрание было сорвано, но лестных разговоров и похвалы от рабочих Олег получил немало. Полозов же на следующий день не явился на работу.
А через два дня Олега вызвали в кабинет Бурлакова, где там уже присутствовали юрист комбината, и Полозов сидевший, не за столом, а в углу, около двери. Он понуро смотрел в пол крутя в руках монтажную каску.
Бурлаков обвёл взглядом Олега и Полозова и металлической линейкой постучал по пустому графину. Раздался звон, от которого Полозов оторвал от пола свои глаза.
— Очнитесь! — неизвестно к кому обратился Бурлаков. — Сейчас вам юрист зачитает результат графологической экспертизы по поводу анонимного письма, — сообщил Бурлаков. — Прошу отнестись к нему серьёзно и впредь не делать необдуманных шагов. Давайте Валерий Иванович, продолжайте, пожалуйста? — дал слово он юристу.
Юрист открыл зелёную папку и, встав, с места зачитал:
— Ваши обвинения в адрес Полозова были беспочвенны, — закрыв быстро папку, сказал юрист. — Вам нужно пожать друг другу руки в интересах производства и идти на рабочее место, — добавил он.
— А можно мне посмотреть на заключение экспертизы, — протянул Олег руку к папке, но юрист быстро опередил его и убрал папку на стул с другой стороны.
— Нельзя, это официальный документ и предназначен он только для меня, так — как я ходатайствовал перед начальником милиции о проведении экспертизы.
— Да ты не юрист, а такая же вошь, как и Полозов, — взбесился Олег, — начальник милиции такими делами не ведает, так — как это прерогатива прокурора. Вы, что думаете, я всё это время сидел, сложа руки. Нет, товарищи бывшие коммунисты, я отправил вторую ксерокопию своему брату в Ростов, и когда я на собрании заявил, что Полозов написал письмо, у меня в кармане уже лежал результат экспертизы. И не надо мне рассказывать про маленький текст. Хорошему криминалисту достаточно одной загогулинки, чтобы изобличить преступника.
Олег блефовал пылко и не зря, заставив всех сидящих в кабинете нервно поёрзать на стульях. Его даже не остановили они, когда он выходил из кабинета. Этим он считал, что правота его доказана. По дороге его нагнал Полозов:
— Олег ну ты пойми, я хотел, как лучше. Сколько можно сидеть на одном окладе, у нас у всех семьи, дети.
— Вот и подписывался бы своей фамилией, — сказал грозно Олег, — и рядом со мной не иди? Ступай осторожно сзади корреспондент внештатный.