Родиться Царём

На чердаке Олег в кованом сундуке, ранее стоявший у них много лет в саду, достал икону богородицы, которую давно сдавал в Москву в отдел экспорта на продажу, но, не согласившись с низкой ценой забрал её назад через десять дней. Тогда он часто наезды делал по своему картёжному профилю и, заодно прихватывал каждую поездку с собой одну две иконы на продажу. Эта икона большой ценности не имела, но у неё на тыльной стороне была наклеена пожелтевшая визитная карточка с печатью отдела экспорта.

Олег протёр её до блеска. При помощи бархотки и растительного масла, икона приобрела своеобразную загадочность и товарный вид.

— Вот, — показал он Мартыну богородицу, — она то и поможет твоему горю.

— Не верю я в эти сказки, — равнодушно бросил Мартын, — а ты давно в эти лики стал верить?

— Не важно, но в эту икону и ты поверишь!!! Сценарий я писать не буду. По месту будем репетировать. А сейчас за стол, я тебе поподробнее обрисую сюжет восстановления твоего душевного спокойствия. Только не перебивай и верь мне? Твоя вера, поможет нам осуществить мой чудотворный план.

На следующий день Олег созвонился в Курске с авторитетами, а через день уже знал по кличкам, кто должен нанести визит Мартыну. Они были двоюродные братья. Одного в наколках звали Хорём, второго Таксой. У Таксы был свой бизнес по скупке цветных металлов и салон по реставрации подушек. Когда Хорь освободился, то влился в успешный бизнес к своему брату. Теперь оставалось только встретиться с этими бизнесменами.

***

Олег пять дней не брился, дожидаясь прохиндеев на машине с курскими номерами. Ему надо было себе создать имидж затюканного и богомольного старичка.

Мартын позвонил Олегу в десять утра за сутки до Нового года:

— Заходи, я сижу у окна с самого рассвета. Вот они выходят трое из машины. Третий видимо нотариус?

Тут — же Олег сделал пару звонков своим знакомым из Курска, — бывшим каторжанам. Затем съел два больших зубка пахучего чеснока, запив их холодной водой. Надел на себя, старенькую телогрейку, в которой он разносил по саду навоз. В одном из карманов были приготовлены материнские старческие очки — линзы, в другом горсть нюхательного табака, который можно и понюхать и глаза прохвостам кинуть. Раскопал на чердаке шапку пирожком, сохранившуюся с начала семидесятых годах и в комнатных тапочках пошёл к Мартыну. Около его дома стояла новенькая белая десятка с курскими номерами. Тихо ступая по крыльцу, он достал из кармана небольшую пластиковую баночку от сметаны и, вылив на ладонь мыльной воды, плеснул себе в глаза. Дождавшись, когда у него выступили слёзы, он отставил банку на перила крыльца, растёр глаза до покраснения и только после шумно вошёл в дом.

Гости находились в горнице. В чёрном демисезонном пальто седовласом мужчине лет шестидесяти, он без труда признал нотариуса. Тот сидел за столом с открытым кейсом, где у него лежали бумаги и печати. Два других гостя подходили по описанию именно на тех, про которых рассказывал Мартын: Им было лет по двадцать пять, тридцать. Оба шикарно одетые в норковых шапках и комиссарских куртках из кожи. Гости сидели на диване и чувствовали себя как дома. Они курили дорогие сигареты, и пепел скидывали на палас. Толстый, — так про себя окрестил его Олег Таксу, — одну руку держал в кармане, будто там он сжимал оружие. Хорь же был похожий на Утконоса, так — как его нос лопаткой, был сильно вытянут вперёд. Он, положив нога на ногу, искусно крутил в пальцах зажигалку.

Олег, стоя в дверном проёме горницы, напряг свои красные от слёз глаза выше голов гостей, промолвил:

— Здравья всем!

На приветствие ему ответил только нотариус и Мартын.

Олег снял с головы свой пирожок и, сбросив тапочки у порога горницы, неуверенно встал перед иконой, стоявшей на комоде, и три раза перекрестился перед ней, не забыв отвесить поклоны.

— Лампадку бы надобно Мартын зажечь, — праздники великие наступают, чай не язычник ты, коль богородицу имеешь? Ой, негоже сосед, совсем негоже, — подошёл он вплотную к гостям и, надев очки, стал их разглядывать.

Гости с отвращением смотрели на старомодного небритого мужика, от которого веяло колхозной фермой и чесноком. Он дышал на них так чувствительно, что они с брезгливостью начали воротить свои уголовные рожи. Его присутствие им было неприятно. К тому же он мог спутать им все карты.

Мартын терпеливо сдерживал смех. Но, чувствуя, что может засмеяться, стал пить заранее приготовленный лимонный сок:

— Всё сосед, — глухим голосом, словно из могилы протянул Мартын. — Не к чему мне зажигать лампадку, — сейчас подпишу бумаги и дом не мой. Генка паршивец проиграл в тюрьме и машину и крышу. Поедем с дочкой в деревню жить к старикам.

Олег снял очки и, положив их на стол возле дипломата нотариуса, ловко вырвал у Утконоса сигарету и бросил её в стакан с лимонным соком:

— Так, так, так! — рассеянно посмотрел он в сторону друга.

— Мартын, я хоть в пепельницу попал? — притворился он слеповатым.

— В неё хрустальную, — подтвердил Мартын.

Олег достал щепотку табака из кармана втянул её ноздрёй и громко чихнул несколько раз.